Уход, молчание, одиночество: Психотерапия шизоидного процесса

Ричард Г. Эрскин вместе с девятью коллегами подготовил данное авторитетное руководство по работе с шизоидным процессом. Часть I содержит первоначальные сведения о шизоидном процессе, а также объяснение соответствующих понятий и используемых в этом контексте терапевтических вмешательств. Часть II знакомит читателей с лонгитюдным исследованием случая Аллана. В центре внимания — повествование о психотерапевтических сессиях в сочетании с обсуждением некоторых важных понятий. Затем следуют заметки двух специалистов о процессе психотерапии. Это профессиональный диалог, который так важен для совершенствования психотерапевтической практики. Часть III представляет взгляд клиентов, которые делятся своим внутренним опытом прохождения психотерапии. Глава о пятилетнем психотерапевтическом путешествии клиентки Луизы, составившая заключительную Часть книги, демонстрирует, как теория шизоидного процесса применяется в терапевтической практике. Эта книга необходима всем психотерапевтам, чтобы расширить свое понимание терапевтической практики.

Возможно Вас заинтересует Искусство и наука отношений: Практика интегративной психотерапии

---

Содержание

Предисловие
Амайя Маурис Этксабе (Страна Басков, Испания)
Введение
Ричард Г. Эрскин (Канада)

Часть I Психотерапия шизоидного процесса

Глава 1 Шизоидный процесс: знакомство
Ричард Г. Эрскин (Канада)
Глава 2 Уход от отношений, внутренняя критика, социальный фасад: сонастроенность с частями Я 
Ричард Г. Эрскин (Канада)
Глава 3 Уход от отношений, сонастроенность с молчанием: психотерапия шизоидного процесса
Ричард Г. Эрскин (Канада)
Глава 4 Взаимодействие с шизоидным компромиссом
Рэй Литтл (Шотландия)
Глава 5 Молчание, уход и контакт в шизоидном процессе
Мэри О’Рейли-Нэпп (США)
Глава 6 Потребности в отношениях и шизоидный феномен
Дэн Истоп (Ирландия)

Часть II Пятилетнее изучение клинического случая и размышления коллег

Глава 7 Аллан: депрессия или избегающая привязанность?
Ричард Г. Эрскин (Канада)
Глава 8 Аллан: внутренняя критика и стыд, телесные ощущения и аффект
Ричард Г. Эрскин (Канада) 
Глава 9 Аллан: изоляция, одиночество и потребность в любви
Ричард Г. Эрскин (Канада)
Глава 10 Аллан: терапевтический уход и болезненные воспоминания
Ричард Г. Эрскин (Канада)
Глава 11 Аллан: голос моей матери: психотерапия интроекции
Ричард Г. Эрскин (Канада)
Глава 12 Рассуждения об "использовании терапевтом собственного Я": обратная связь относительно пятилетнего изучения Ричардом Эрскиным клинического случая Аллана 
Линда Финли (Великобритания)
Глава 13 Роль стыда в развитии шизоидного процесса
Линн Мартин (Великобритания)

Часть III Взгляд клиентов на психотерапию

Глава 14 "Подойди ближе... но держи дистанцию": взгляд клиента на психотерапию шизоидного процесса
Ли Беттлз (Великобритания)
Глава 15 От внутренней безопасности к контакту в отношениях: анализ психотерапии шизоидного процесса
Сильвия Аллари (Италия)
Эухенио Пейро Ороско (Испания)

Часть IV Теория в терапевтической практике

Глава 16 Луиза: социальный фасад, депрессия, уход от отношений
Ричард Г. Эрскин (Канада)

Первые публикации глав книги
Об авторах

---

Отрывок из книги

Глава 1 Шизоидный процесс: знакомство

Ричард Г. Эрскин

В 1950-х годы у мамы и отчима был большой дом в викторианском стиле. Чтобы покрыть расходы, они оборудовали верхние комнаты под съем. Когда я был маленьким мальчиком, мне было интересно слушать истории жильцов. Среди жильцов была медсестра психиатрического отделения, которая время от времени рассказывала занимательные истории про своих пациентов. Однажды она дала моей матери статью из воскресного журнала Chicago Tribune о людях, которые уходили в себя в межличностных отношениях. Медсестра сказала: "В этой статье описывается шизоидный синдром. Это поможет вам понять расщепление личности вашего мужа".

Пока мы с мамой читали эту статью, я узнавал поведение моего отчима. Хотя он вел себя дружелюбно с соседями, со своими многочисленными братьями и сестрами у него не было ни дружеских отношений, ни контакта. Каждый вечер он проводил за чтением в тишине. Он часто избегал разговоров и социальных собраний. Время от времени он злоупотреблял алкоголем. В полупьяном состоянии он наказывал себя самокритикой и рассказывал, как в молодости бесцельно менял работу. А когда напивался, в слезах рассказывал, как отец выдвигал требования и физически наказывал старших братьев и сестер, всех, кроме него. Он редко явно проявлял гнев; вместо этого он находил утешение в долгом молчании. Меня поражало, как в человеке, с которым я жил, могли сосуществовать такие разные личности. Каждая из личностей казалась настоящей, хотя они были такими непохожими.

Во время многочисленных тренингов по клинической психологии и психотерапии концепция "шизоидного расстройства личности" только упоминалась, но не уделялось никакого особого внимания тому, как работать с такими клиентами. Моя первая встреча с шизоидным процессом случилась, когда я работал с детьми, которые уходили от социального контакта, были необщительными, а их поведение описывалось как аутистическое. Проходя супервизию у Роберта Невилла и Джорджии Бейкер, я научился использовать недирективную ориентированную на ребенка игровую терапию для создания безопасной обстановки, в которой мои маленькие клиенты смогли выразить свои интернализованные конфликты. На мое понимание, как нужно проводить психотерапию с замкнутыми и недоверчивыми детьми, повлияли труды Вирджинии Экслайн (Axline, 1947, 1964), Дороти Барух (Baruch, 1952), Кларка Мустакаса (Moustakas, 1953, 1959) и Бруно Беттельхайма (Bettelheim, 1950, 1959, 1967).

Позже я применил те же терапевтические концепции и отношенческие методы в работе с клиентами, которые использовали диссоциацию в качестве защитного механизма, чтобы справиться с интернализованными историями физического и сексуального насилия (Clark, 1986; Erskine, 1993). Для многих из этих клиентов стыд был способом организации своих внутренних процессов (Erskine, 1994). Часто они были самокритичны, иногда очаровательны, а иногда отстраненны. Сначала я думал, что эти клиенты испытывают психологическую диссоциацию в результате острой травмы — расщепления на Я и не-Я. Однако у некоторых клиентов детство не было наполнено острыми травмами физического или сексуального насилия. Вместо этого в их истории происходило игнорирование в отношениях, повторяющаяся критика и отсутствие родительской нежности.

В конце концов я понял, что процесс, похожий вначале на диссоциацию, был скорее субъективным восприятием себя как Я, Я и снова Я. С этими клиентами я осознал, что мне необходимо изменить свой подход к психотерапии, чтобы лучше разобраться и понять их субъективный опыт. Каждый раз, когда я концентрировался на когнитивном понимании или поведенческих изменениях, происходил разрыв терапевтических отношений. Они требовали постоянной чуткости к невыраженным формам общения.

Такие клиенты, как Вайолет (см. главу 3), Аллан (см. главы с 7 по 11), и Луиза (глава 16) многому научили меня в работе с шизоидным процессом. Очевидно, что такие клиенты требуют терпеливого присутствия терапевта. Психотерапия с такими клиентами нуждается в постоянной сонастроенности на их аффективные состояния: нужно реагировать на их страх безопасностью, на их печаль состраданием, а их гнев принимать со всей серьезностью (Erskine, Trautmann, 1996). Мне стали очень интересны клиенты, требовавшие чуткого отклика на обремененные страхом аффективные состояния, характерные для шизоидного процесса и часто относящиеся к невербальному опыту.

Мое желание оптимизировать психотерапию для клиентов, использующих шизоидный процесс для регуляции сильного аффекта, поддержали и развили с помощью представления и обсуждения случаев в Институте интегративной психотерапии. Мы выяснили, что таким клиентам также требуется сонастроенность терапевта на уровень развития и функционирования (Erskine, 2019), особенно на стадиях, названных Дэниелом Стерном (Stern, 1985) пробуждающаяся самость (emerging self), ядро самости (core self) и интерсубъективная самость (intersubjective self), которые являются довербальными. Многие шизоидные клиенты регрессируют к довербальному уровню развития и функционирования, так как это для них безопасная зона при наличии угрозы (Guntrip, 1968).

Наши исследования и терапевтическая работа доказали важность валидации субъективного опыта клиента. Когда терапия уделяет внимание изменениям, но не в качестве основной цели, а как сопутствующему результату терапии, когда терапевтический фокус направлен не на поведение, а на внутренний процесс клиента, мы приходим к более медленной терапии, но именно она может заполнить пустоту, которую внутренне ощущает шизоид. При феноменологически фокусированной терапии на свет выходят изолированные, спрятанные, подавленные аффекты личности клиента.

У многих шизоидов аффекты ужаса и ярости никогда не находили выражения в диалоге с другим человеком. Из работы с жертвами травмы мы знаем, что без исцеляющих отношений с сонастроенным и защищающим другим физический и эмоциональный стресс от травмы сохраняется долгие годы. Многие пережившие травму люди не остаются травмированными, потому что с ними рядом был кто-то, кто смог исцелить, поддержать и объяснить, в результате чего травма была интегрирована в опыт человека (Erskine, 1993).

Эрик Берн определил шизоидный процесс в описании эгосостояний как ощущения фрагментированного Я в результате травмы и того, как фиксация детских эго-состояний мешает психическому функционированию здесь и сейчас. Берн описывал фрагментацию Эго и такие проблемы с границами, как потеря связи с реальностью, отчужденность и деперсонализация, в качестве "шизоидных по своему характеру" (Berm, 1961, p. 67). Каждое из этих детских эго-состояний, фрагментированное в результате травмы, требует отзывчивых исцеляющих отношений. Берн пишет о терапевтическом процессе: "К эго-состоянию можно относиться, как к настоящему ребенку. Его можно напитывать бережно, даже нежно, пока оно не распустится, как цветок" (ibid., р. 226). Клиентам с шизоидным процессом нужно, чтобы терапевт создал такие терапевтические отношения, в которых каждое детское эго-состояние будет проявлено и встречено с безопасностью и сонастроенностью.

Рональд Фэйрберн был среди первых психоаналитиков, детально описавших динамику отношений в раннем детстве с первых моментов жизни и урон, который причиняется ребенку в случае неудачных ранних отношений (Fairbairn, 1952). Таким образом, он сформулировал положение о происхождении шизоидного процесса. Такие неудачи в отношениях не являются острыми травмами, о которых мы думаем, когда работаем с клиентами с диссоциативным расстройством личности. Скорее это то, что Масуд Хан назвал "кумулятивной травмой" (Khan, 1963, р. 286), — небольшое отсутствие сонастроенности, обесценивания, наказания и отвержения, которые, подобно песчинкам, накапливаются, пока не образуют дюну. Накопленное отсутствие сонастроенности и связи создает состояние, внутри которого ребенок все больше и больше прячется, как в изолированном мире, одновременно с этим приспосабливая свое поведение к требованиям других людей (Lourie, 1996). Для клиентов с шизоидным процессом близость и межличностные связи представляют угрозу самоощущению. Они испытывают сильный страх контакта; для таких людей истинные отношения опасны.

Боб Гулдинг описывал шизоидный процесс как тупик третьей степени (Goulding, 1974). Это расщепление внутри Эго ребенка происходит, когда естественные функции организма подавляются и отрицаются — расщепление, из-за которого у ребенка появляется социальный фасад, необходимый для взрослых в его окружении. Адаптивный, социальный фасад превращается в Я, а естественная, фундаментальная человеческая часть превращается в другое Я. Все естественное теряется или расщепляется так сильно, что для человека уже не остается иного способа существования в мире. Судя по моему клиническому опыту и выводам современной психотерапевтической литературы, терпеливые, постоянные, уважительные и сонастроенные отношения позволяют скрытым аспектам личности, превращенным в другое Я, снова стать Я (Bollas, 1987; Erskine et al., 1999; Mitchell, 1993; Stolorow et al., 1987).

Гарри Гантрип подробно описывал лечение шизоидного процесса (Guntrip, 1961, 1968, 1971; Hazell, 1994). Он рассказывал о том, как из-за страха человек начинает прятаться, после чего испытывает глубокое одиночество и изоляцию, что заставляет его вернуться из своего укрытия к адаптивному взаимодействию с внешним миром. Такой человек постоянно попадает в ловушку между желанием спрятаться и желанием быть в контакте с другими, но в адаптивной манере. Гантрип (цит. по: Hazell, 1994) определяет психотерапию шизоидного процесса как

 ...предоставление надежных и понимающих взаимоотношений такого качества, которое делало бы возможным контакт с глубоко подавленным травмированным ребенком, что, в свою очередь, позволило бы человеку стать более уверенным, чтобы жить в безопасности новых реальных отношений с травматическим наследием ранних лет, когда бы оно ни просачивалось и ни прорывалось в сознание. Это процесс взаимодействия, функционирования двух переменных, личностей двух людей, работающих вместе для достижения спонтанного роста (цит. по: Hazell, 1994, р. 366).

У Дональда Винникотта был также обширный опыт лечения шизоидного процесса (Hazell, 1994; Little, 1990). Он писал, что основным ингредиентом глубинной психотерапии является предоставление уважительного, понимающего, стабильного пространства, которого у клиента никогда не было и в котором он нуждается для решения внутренних конфликтов и запретов (Winnicott, 1965). Такое пространство позволяет человеку узнавать свою истинную природу. Гантрип и Винникотт поддерживали психотерапию, сфокусированную на внутреннем процессе клиента, а не на поведенческом результате; психотерапию, которая предоставляла бы исцеляющие отношения для травмированного Я.

Завершить это знакомство уместно цитатой Гантрипа о психотерапии шизоидного процесса — об отношении, которое его клиентка описала как "нежно любящее".

Ответственность терапевта состоит в том, чтобы выяснить, какие родительские отношения необходимы клиенту для выздоровления... Ребенок вырастает в беспокойного человека, потому что его не любили за то, какой он есть, как самостоятельную личность, и, как больной взрослый, он приходит к психотерапевту, убежденный, что этот "профессиональный человек" не интересуется им по-настоящему. Любовь, в которой нуждается пациент, — это та любовь, которую он вполне может почувствовать со временем и которую психотерапевт впервые подарит ему. Такая любовь требует, чтобы его воспринимали всерьез как человека со своими трудностями, уважали как самостоятельную личность, даже когда он испытывает тревогу, относились к нему как к человеку, имеющему право на понимание без осуждения, неприятия, давления и помещения в рамки ради чужого удобства; воспринимали его как ценное человеческое существо, имеющее естественную потребность в подходящей для роста обстановке; проявляли к нему истинный человеческий контакт, настоящую симпатию; верили в то, что со временем он станет способен верить в самого себя. Это все составляющие настоящей родительской любви (агапэ, а не эрос), и, если психотерапевт не может любить своих пациентов таким образом, ему лучше оставить психотерапию (цит. по: Hazell, 1994, р. 401-402).