Сибирские лекции по аналитической психологии

Аннотация

В течение десяти лет немецкий психоаналитик и психотерапевт Герт Зауэр (г. Фрайбург, Германия) проводил в Сибири (г. Кемерово) ознакомительные семинары и прочитал цикл лекций. Записи этих семинаров и лекций, а также перевод избранных лекций и статей Герта Зауэра публикуются благодаря усилиям членов Сибирской группы развития.

Содержание

1. Предисловие                                
2. Благодарности 
Часть I
Лекции и обсуждения

1. Юнгианское толкование сновидений              
2. Психотерапевтические отношения                
3. Психосоматика Юнгианский подход              
4. Влияние концепции самости в аналитической психологии на терапевтическое поведение и мышление         
5. Аналитическая психология Трансцендентная функция  
6. Аналитическая психология и религия              
7. Архетипы – строители космоса
Часть II
Статьи и выступления

1. Змея как архетипический символ                
2. О природной мудрости                      
3. Эрос в психотерапии: архетипический анализ        
4. Орест, или сыновья Клитемнестры              
5. Психика, душа и сознание                    
6. О двух культурных комплексах                  
7. Религия и толерантность                      
8. Об этнопсихоанализе 
Часть III
Творческая мастерская

1. Древо Жизни                            
2. Журавли                             
3. Трикстер                                
4. Свет пробивается сквозь тьму                  
5. Камень-кошка                            
6. Весна                                
7. Маяк                                
8. Книга для записей  

Предисловие

Исходным материалом для этой книги послужил курс лекций и семинаров, проведенных мною в городе Кемерово. В книге сохранен их свободный, неакадемический стиль и формат общения с аудиторией. Уже довольно длительное время я работаю супервизором, провожу семинары и читаю лекции русским, литовским и польским коллегам. За этот период я многое узнал о жизни в советские и постсоветские времена: о расколе в обществе, о стремлении к политической и экономической свободам, к свободе общей и индивидуальной, а также об искусстве преодоления и выживания в мире, который временами реалистичен, а иногда сюрреалистичен. И мне кажется, что я познал что-то особенное – то, с чем невозможно встретиться на Западе, работая в обычной терапевтической манере.

Атмосфера, которая констеллируется в терапевтическом пространстве на Востоке, похожа на свинг из ритуального православного песнопения и отсылает нас к концепции русских символистов и их мотивам православной традиции, относящимся к психическому пространству «соборности». Русский философ Алексей Хомяков выражал этим словом «единство во множественности» – идею, которую позже развили Владимир Соловьев и Сергей Трубецкой. Вячеслав Иванов в 1913 году представил концепцию русского символизма как особое социальное расщепление. Мне кажется, что в работе моих восточноевропейских коллег есть что-то от этого расщепления, и это, вероятно, связано с их интуитивной и чувствующей функциями. Эти функции имеют гораздо бóльшую ценность на Востоке, чем на Западе.

Из многочисленных супервизий я знаю, как трудно дистанцироваться от своей точки зрения и пытаться узнать что-то новое. Для этого нужно преодолеть достаточно сильное сопротивление, степень которого зачастую недооценивается: страх перед незнакомым, другим, перед однородным автохтонным населением чужаков. Иллюзия того, что другой функционирует, чувствует и думает так же, как и я, является одним из сильнейших механизмов защиты эго-комплекса психоаналитика. Вот почему К. Г. Юнг и аналитическая психология всегда требовали изучения инаковости в символах, обрядах, искусстве и фольклоре, как и изучения незнакомых культур в целом. В бессознательном, особенно в коллективном, содержится то неизвестное, что управляет проявлениями коллективного сознания. Восточная Европа всегда была плавильным котлом различных культур, языков и традиций.

Мои корни находятся в России: моя мать, русская дворянка, жила в Царском Селе в Санкт- Петербурге. Она уехала из России после революции в 1919 году. Мой отец был немецким врачом. Он попал в плен в Африке, а в 1948 году вернулся в Германию и вскоре умер. С тех пор в нашей семье стала преобладать русская культура. Примерно в десять лет я решил, что надо учить русский язык. Я был очарован русской культурой: литературой и музыкой. Мое мышление сформировалось под влиянием книг Достоевского, Толстого и других русских писателей.

После распада Советского Союза я почувствовал сильную ностальгию и желание вернуться на родину предков. Это и привело к тому, что мы с женой организовали фонд для оказания помощи коллегам из Восточной Европы, чтобы они могли учиться аналитической психологии.

Мое первое образование – протестантское богословие, а второе – юнгианская психология. Помню свое первое впечатление от работ Юнга: мне было интересно все, что связано с аналитической психологией, а в ее символах я явно ощущал стремление к пониманию человека и его души.

В этой книге я обращаюсь к реальным переживаниям, из которых состоит наша жизнь, и надеюсь, что она будет интересна как профессионалу, так и любому читателю, интересующемуся аналитической психологией.

Герт Зауэр
Фрайбург, 22 апреля 2018 г.

Влияние концепции самости в аналитической психологии на терапевтическое поведение и мышление

Что вы чувствуете, глядя на картину Нестерова «Пустынник»?

Слушатель: Старик – архетип мудрого старца, но и немного удаленного от жизни отшельника

Что еще видите?

Слушатель: В выражении лица – смирение, гармония с природой и немощность.

Давайте подумаем: что означает озеро? Символ перехода, а еще?

Слушатель: Коллективное что-то… Вспоминаются русалки, которые затаскивали в воду, черти в русских сказках, которые женщин воруют.

Давайте посмотрим на картину Юнга «Филимон и змея». Видите, что у него крылья? Как считаете, что они символизируют?

Слушатель: Небесность, полет… Понимаешь, что дух может быть везде… Возникает образ мудрого старца…

Это позднее воплощение Юнга. Когда он рисовал эту картину, он был в среднем возрасте. Но посмотрите на лицо Филемона.

Слушатель: Возникла идея: в первой половине жизни мы свободны физически, а душа более замкнута, а во второй половине – больше живет душа. Кризис середины жизни направляет энергию внутрь.

Таким образом, целостное представление о человеке состоит в том, что на него нужно смотреть с двух сторон и дать обеим сторонам проявиться, а не быть слепым на один глаз. Если процесс пойдет регрессивно, то бессознательное ему в противовес сформирует нечто прогрессивное. Если же он пойдет прогрессивно, то в бессознательном сформируется нечто регрессивное. Труден и опасен абсолютный застой, затишье, когда ничего не происходит и ничто не движется. Но часто бывает так, что в глубине бессознательного действуют силы обновления, подобные тем, о которых рассказывает рождественская сказка. Вопрос тогда в том, существует Вифлеем или нет. Или, может, в этих глубинах находится остров блаженных, найти который ничто сознательное и поверхностное не в состоянии. Как показывает мой опыт, часто бывают ситуации, когда перед лицом проблем, атакующих человека изнутри, снаружи или с обеих сторон, Эго занимает такую позицию, которая обеспечивает ему выживание. Возьмем, к примеру, медитацию.

Мне вспоминается пациентка, которая прочувствовала противоположность влечения и духа настолько сильно, что справиться с этим ей удалось благодаря дуалистическому расщеплению обеих сторон в области идеологии и медитативным убеждениям, исходившим из некоего иного мира, в который она периодически убегала. Тень сформировалась, в первую очередь, снаружи. И лишь испытав на себе зло со стороны одной из сотрудниц, принятых ею же на работу, женщина обратила внимание на промысел тени, обманывающей ее собственное Эго и Эго других. Симптомы настаивали на изменениях, но риск съехать с наезженной и такой удобной колеи был, как ей долгое время казалось, слишком велик.

Уже давно кто-то сказал: «Больной человек испытывает страдание, но он не воплощает само страдание».

Если сформировался сильный, энергетически заряженный комплекс с соответствующими симптомами, то человека охватывает страдание, но при этом он сам не превращается в страдание. Однако, чтобы понять, какое место в жизни человека занимает страдание, мне нужно знать, не только какими творческими способностями он обладает, но и в каких условиях происходит интрапсихическое взаимодействие различных комплексов. Для этого нужно терпеливо понаблюдать за психодинамикой. И аналитическая психология дает мне для этого довольно широкие возможности. Хотя, конечно, я разделяю мнение о том, что при этом развиваются регрессивные процессы и что этим нужно пользоваться. Однако целостное представление значит для меня еще и то, что я наблюдаю не только за регрессивными процессами, но и за теми, которые были выявлены в начале терапии и которые охвачены вечным круговоротом.

Что говорит бессознательное в моей душе? Приведу пример: я провожу анализ, и на сессии постоянно возникает одна и та же тема, одни и те же конфликты, а потом оказывается, что эту тему мне нужно найти в своем собственном опыте. Это касается пациентов, которые приходят с похожими симптомами. Это значит, что нужно поработать с самим собой.

Слушатель: Можно ли назвать это мистическим соучастием?

Можно, если это происходит бессознательно. Если оно осознается, то становится эмпатией (соборностью). Это значит, что нужно ориентироваться на самость и выработать представление о том, каким может быть человек как целое, т. е. не действовать однобоко, концентрируясь только на болезни или только на здоровье. Для меня личность – вечная симфония.

Надеюсь, вам понятно, что в работе мы открываем свое душевное пространство, как свой кабинет. Это во многом вопрос психогигиены: важным моментом здесь является ведение записей и протоколов после сессии. Прежде чем идти спать, я записываю все, что было на сессиях, и освобождаюсь. Способы и возможности психогигиены могут быть разными.

Однако я наблюдаю не только за регрессивным и прогрессивным, патологическим и креативным в ресурсах пациента. Воспринимая и внимая, я наблюдаю за процессами, происходящими в моей собственной личности. Наблюдаю за тем, что происходит с моим телом во время сессии. Какие у него реакции. Какие телесные фантазии у меня возникают, какие фантазии и мысли пронизывают меня через мое внутреннее пространство. Как их соотнести с тем, что происходит у пациента?