Top.Mail.Ru
Психология женского насилия. Преступление против тела читать онлайн

Психология женского насилия. Преступление против тела

Предисловие к русскому изданию

Моя жизнь оказалась переплетена с книгой «Психология женского насилия: преступление против тела» и ее автором Анной Моц в период обучения в Московском институте психоанализа и написания выпускной квалификационной работы. На тот момент достойных материалов о женском насилии на русском языке мне не встретилось. По рекомендации моего учителя, аналитика Нины Кузьминичны Асановой, я заинтересовалась работами Анны Моц, прочитала ее книгу, познакомилась с самим автором.

Несколько слов об Анне Моц. Она является клиническим психологом, психоаналитическим психотерапевтом, судебным психодинамическим психотерапевтом, экспертом Оксфордского центра психического здоровья, психоаналитиком Портманской клиники (Лондон), экс-президентом и членом международной ассоциации судебной психотерапии (IAFP), членом Тавистокского общества психотерапевтов и Международной психоаналитической ассоциации (IPA). А еще она проявила себя необыкновенно смелым человеком, обладающим исключительным психотерапевтическим талантом.

Работа Анны Моц оказалась поразительно близка нашей российской действительности. Проблемы женщин в системе правосудия в России мало чем отличаются от того, с чем сталкиваются женщины других стран, с тем лишь отличием, что у нас данное явление находится под куда большим гнетом табуированности и замалчивания. Российские дети также сталкиваются с жесточайшим сексуальным, физическим и эмоциональным насилием, которое, как правило, остается нераспознанным. Точно так же женщины, совершившие правонарушение, до недавнего времени рассматривались как чудовищные, злобные создания, которые достойны только порицания и жесткого наказания. Женщины получают наказание за свое злодеяние, будучи не в силах справиться с факторами, вынуждающими их совершить его, и данная ситуация напоминает бег по кругу без возможности для женщин выйти за пределы цикла насилия.
И это как раз то явление, которое рассматривает автор в своей интересной и очень важной работе.

Анна Моц раскрывает важнейшие моменты работы с женщинами, склонными к насилию. Она утверждает, что женщины, которые неспособны проявить свои негативные чувства по назначению, вовне, обращают их против себя, используя для этого свое собственное тело и тела своих детей и близких как нарциссические расширения. Это становится их главным оружием и основным способом донесения до окружающих глубины их бедственного положения, что оказывается «последним аргументом» после того, как их крик о помощи был не услышан или проигнорирован. Поэтому женщины, совершившие преступление, нуждаются скорее в помощи, нежели в наказании. Анна Моц показывает также, что признание женщины «сумасшедшей» в силу истеричной природы ее женственности неуместно и очень вредно, так как это скрывает истинную картину тех ужасающих условий, в которых находится женщина, решившаяся на проявление агрессии. Также она рассказывает о межпоколенческой передаче паттернов агрессивного поведения, о цикле насилия, из которого женщине крайне непросто выйти самостоятельно.

В силу этого огромную ценность приобретают отмеченные ею особенности работы персонала,  задействованного в уходе за такими пациентами. Вникая в суть представленных автором клинических
случаев, мы можем почувствовать себя на месте этих женщин-преступниц, побывать как в роли жертвы, так и в роли преследователя, проникнуться ситуацией их жизни и по возможности понять их поступок как крик о помощи, как призыв спасти их от непереносимых и безвыходных условий существования.

Как коллега по профессии я бесконечно благодарна Анне Моц за бесстрашие, проницательный ум и корректность, с которыми она разрабатывает тему женского сексуального насилия. Несмотря на то, что тема активно замалчивается и игнорируется, Анна Моц раскрывает ее тонко и деликатно, подводя читателя к мысли, что это явление существует и не является редким, а потому о нем нужно знать, отставив в сторону защищающие нас от боли и шока рассуждения об идеализированном материнстве, предрассудки о чудовищности этих женщин, о том, что в насилии всегда виновен только мужчина, а также недостаточно обоснованные теории об истерической природе женщин.

Книга Анны Моц незаменима для психотерапевтов и для всех работников пенитенциарных учреждений, где ведется работа с людьми, совершившими правонарушение. Я уверена, что данная книга крайне важна и для людей, пока никоим образом не связанных с системой уголовного преследования, и прежде всего для женщин, оказавшихся в невыносимых условиях. В данной работе они найдут уникальный материал и идеи, которые окажут незаменимую поддержку на их непростом пути восстановления собственной жизни.

buy_button.jpg

Не менее важна книга и для специалистов – воспитателей, учителей и врачей, которые первыми сталкиваются с признаками насилия, а также для психологов и социальных работников. Вот слова одной моей коллеги, ознакомившейся с рукописью перевода: «Книга потрясает как дерзостью поднимаемой темы, так и тяжестью обнаженных в своей горечи женских и детских судеб. Наверняка только
человеку с большим и чутким сердцем под силу освещать столь болезненную тему с вниманием и уважением к происходящему, каково бы оно ни было. Книга вполне может стать терапией для людей,
живших или живущих сейчас в ситуации сложных, конфликтных, порой невозможных для понимания и осмысления взаимоотношений в семье, особенно отягощенных присутствием психических
нарушений у кого-то из членов семьи. Однако это лекарство стоит принимать малыми дозами и желательно под наблюдением специалиста. Говорю как человек, успешно прошедший терапию, с уважением и благодарностью автору».

Данная работа ломает привычные стереотипы, бросая вызов не только узким специалистам. Также она предлагает выбрать верную стратегию поведения всем сопричастным, разглядев постоянно
повторяющийся цикл насилия за устоявшимися дефинициями преступника и жертвы в контексте ужасающих материнских извращений.
И в заключение еще раз хочется выразить благодарность Анне Моц. Ее книга – важный источник информации для всех профессионалов, взаимодействующих с женщинами, склонными к насилию. Это замечательная работа, и я горжусь тем, что имею к ней некоторое отношение.

Екатерина Вейцман,
детский психоаналитический психотерапевт,
член Европейского общества травмы и диссоциации (ESTD)


Глава 1

Истоки материнского насилия

Женские перверсии

Материнство, будь это забота о близких или
профессиональный уход медсестры, – куда более короткий
путь к власти для психопатических женщин, чем деньги и секс.
(Pearson, 1998, p. 107)

Введение

В основе перверсий женщин лежит перверсия материнства.
(Mitchell, 1992)


Область, в которой разворачиваются женские перверсии, захватывает все тело женщины, а также тела ее детей. Когда женщины нападают на собственные тела посредством нанесения себе увечий, голодания или переедания, они, таким образом, символически мстят своим собственным интернализированным, часто жестоким и извращенным матерям. Они идентифицируют свое тело с телом своей матери. И когда они нападают на тела своих детей, они выражают насилие в отношении своего собственного нарциссического расширения:

Основное различие между мужскими и женскими первертными действиями заключается в их цели. В то время как у мужчин акт направлен вовне – на внешний объект, у женщин он направлен против самих себя: либо против их собственных тел, либо против объектов их творения, т. е. их детей.

(Welldon, 1992, p. 72)

Таких матерей, относясь к ним нарциссически, обычно использовали в качестве своего расширения их собственные матери. Теперь же они повторяют этот паттерн поведения в отношении своих детей. Ранний опыт пренебрежения, с которым столкнулись женщины в детском возрасте, равно как и злоупотребления со стороны их матерей, повышают вероятность того, что став взрослыми, эти женщины будут подвержены похожим рискам, включая отношения с мужчинами, склонными к проявлениям физического или сексуального насилия. Это приводит к дальнейшим искажениям в их самооценке и в функционировании их психики, что в свою очередь может отрицательно повлиять на их собственную способность к материнству.

В настоящей главе я исследую нарушения, возникающие в ходе беременности и в процессе материнства. Я привожу пример случая для демонстрации психических процессов, протекающих в ходе беременности, во время которой молодая мать проявляла насилие по отношению к своему собственному беременному организму, а позднее – к младенцу. Такие случаи иллюстрируют модель женской перверсии, предложенную Вэллдон.

Чтобы понять феномен сексуального насилия над детьми, необходимо видеть природу женской перверсии и ее корни в нарушенной модели привязанности. Я начну эту главу с обсуждения женской перверсии как таковой, психологических нарушений во время беременности и исполнения женщиной материнских обязанностей в целом, а затем мы перейдем к изучению сексуального насилия над детьми как частности.

Природа женских перверсий

Смелые идеи Эстелы Вэллдон бросили вызов предположению, что перверсия связана с фаллосом и, следовательно, как это утверждалось З. Фрейдом, возможна только у мужчин. В своем предисловии к книге Вэллдон «Мать. Мадонна. Блудница. Идеализация и обесценивание материнства», изданной в 1992 г., Джульетта Митчелл пишет:

Мужчины первертны; женщины невротичны; Эстела Вэллдон была, возможно, одной из первых в своей области, кто подверг сомнению этот психосоциальный трюизм… Женщины не могли считаться первертными, поскольку модель перверсии была мужской… Вэллдон выдвигает аргументы в пользу того, что женская психофизиология дает иную картину перверсии. Источник и мужской, и женской перверсии может лежать в нарушенных отношениях между младенцем и матерью, но цели последующей перверсии у взрослых разного пола различаются. И те и другие атакуют мать, которая злоупотребляла своей властью, игнорировала или обделяла их, но женщины станут нападать на эту мать, представленную в их собственном женском теле или в их материнстве. Ненавистное, таким образом, идентифицируется и коренится внутри самой женщины или идентифицируется с ребенком, который является расширением ее самой, точно так же, как эта извращенная женщина когда-то являлась продолжением ее собственной матери. Вследствие этого типичные перверсии у женщин влекут за собой нанесение увечий себе или насилие над детьми… Перверсии материнства – это конечный продукт семейного насилия или хронического пренебрежения по отношению к младенцу. Воспроизведение материнского опыта также является повторением первертной модели материнства. (Mitchell, 1992, p. iv) 

buy_button.jpg

Вэллдон утверждает, что женские перверсии, как правило, не замечались авторами-психоаналитиками, которые идентифицировали перверсию как таковую с мужской сексуальностью и кастрационным комплексом, возникавшим в результате эдипальных стремлений. Фрейд фактически пренебрег изучением женской сексуальности и возможных перверсий женских материнских желаний, приписывая женщинам сильное чувство неполноценности, вызванное принадлежностью к женскому полу и приводящее к компенсаторному стремлению быть оплодотворенными своими сыновьями. Для Фрейда пенис символически отождествлялся с младенцами; девочки разрешают свой эдипов комплекс, перенося объект своего сексуального желания с матери на отца и затем трансформируя свое желание иметь пенис в желание быть оплодотворенной своим отцом. При этом наличие младенца удовлетворяет потребности женщины, связанные с ее завистью к пенису, и компенсируются тягой к младенцу, подаренному отцом. У Фрейда не было никаких указаний на то, что беременность или забота о детях могут являться для психически нарушенных женщин возможностью реализовать первертное поведение и что само материнство могло бы предоставить богатый источник извращенной и разрушительной силы. 

Вэллдон первая описала, что женское извращение представлено не просто в половых органах. Функционирует все женское тело, и младенцы, которых оно дает, также представляют собой фокус проявления женского извращения: 

Я считаю, что термин «тело» в определении перверсии был ошибочно идентифицирован исключительно с мужской анатомией и физиологией, особенно с пенисом и генитальным оргазмом. А иначе как мы могли упустить из виду тот факт, что женские тела полностью захвачены данной им от рождения способностью создавать жизнь внутри себя и что порой это сопровождается самыми извращенными фантазиями, воплощающимися в этих телах? (Welldon, 1992, p. 7) 

Перверсия как эротическая форма ненависти 

Первертное поведение позволяет женщинам проецировать свой собственный опыт насилия в детском возрасте на кого-то другого, а именно – на ребенка или детей, о которых они заботятся. Подобное повторное воспроизведение опыта насилия может не иметь отражения на сознательном уровне, хотя и выполняет важные психологические функции. В психоаналитическом смысле перверсия – это термин, который используется не в уничижительном, а в описательном смысле, относясь к специфической эротической деятельности, которая не нацелена на генитальную сексуальность, обходя стороной близость, подразумевающую полноценный половой акт. Аналитики отличаются по своему пониманию определяющих характеристик перверсии. Столлер описывает ее следующим образом:
   
Перверсия, эротическая форма ненависти – это фантазия, обычно выраженная в действии, хотя порой и ограниченная лишь воображением (мысленно воплощаемым либо самим человеком, либо другими людьми, например, в порнографии). Это привычная, предпочитаемая человеком аберрация, необходимая ему для достижения полного удовлетворения и мотивированная в первую очередь враждебностью. Под «враждебностью» я имею в виду состояние, в котором человек намерен причинить объекту вред – это отличает ее от «агрессии», которая часто лишь абстрактно подразумевает применение силы. Подобная враждебность в перверсиях принимает форму фантазии о мести, заключенной в действиях, которые перверсию и составляют, и служит для преобразования детской травмы во взрослый триумф. Чтобы создать наибольшее возбуждение, перверсия также должна являться актом принятия на себя риска. Хотя эти рассуждения устраняют прежние неопределенности в дефинициях, они налагают на нас новое бремя – необходимость знать, что является мотивом человека. Теперь мы освобождены от определений, которые не учитывают личность субъекта и его мотивы. Нам больше не нужно определять перверсию в соответствии с используемыми в первертном действии частями тела, выбранным объектом, утверждаемой обществом моралью или же количеством людей, реализующих ее.                              

(Stoller, 1975, p. 4) 


Ключевые характеристики перверсии включают в себя поведение, связанное с риском, обман, объективацию жертвы, секретность и ритуализированное поведение. Часто оказывается так, что перверсии в психическом плане просто «поглощают» реализующего их человека, становясь, таким образом, смыслом его существования. Они предлагают ему большое «вознаграждение». Представление Столлера о «скрытой фантазии о мести» играет основную роль для понимания символического значения перверсии и того смысла, в котором она является повторением ранней травмы, «превращенной во взрослый триумф», что позволяет жертве в настоящем становиться преступником. 

Женщины, которые клинически демонстрируют сексуальные перверсии, часто кажутся полностью поглощенными ими, как будто в их жизни нет ничего более значимого или ценного. Это указывает на степень, в которой перверсии могут маскировать лежащую за ними пустоту и ощущение поверхностности, бедности чувств, либо депрессию. Для некоторых сохранение первертного поведения в секрете и разработка сложных стратегий поведения, нацеленных на сохранение своего существования, становится руководящим принципом жизни. Даже если они не реализуют первертные действия, фантазии для таких женщин могут быть основным источником безопасности и контроля. Если женщины в детстве сами подвергались сексуальному насилию, они чувствуют себя во власти воспоминаний о своей собственной травме, и это может вызвать первертные фантазии. И тогда – только через замену воспоминаний о пережитых ими ранее невзгодах, устроив «взрослый триумф» через оскорбления и унижения других, эти женщины испытывают временное облегчение от своих тяжелых воспоминаний о жестокости. Вся эта динамика связана не только с сексуальным, но и с физическим и эмоциональным насилием. 

Для матерей, создающих лишь «фасад нормальности», «преданный материнский уход» является только предлогом и неоценимой уловкой для злоупотреблений. Этот предмет будет подробно изучаться в следующих четырех главах. 

Истоки нарушенного материнства 


Идеи Диноры Пайнз и Эстелы Вэллдон о бессознательном использовании женщинами своих тел дополняют друг друга, обеспечивая сложное и всестороннее понимание женского опыта. Пайнз красноречиво описывает, как женские тела, в частности репродуктивная система, могут стать средством выражения бессознательных конфликтов. Она исследует множество способов, в которых бессознательные конфликты оказываются выражены через беременность, выкидыш, роды и сексуальность. Ее работа отличается от работ Вэллдон тем, что она не фокусируется на первертных или криминальных женщинах, хотя процессы, которые она описывает, могут быть видны в крайних формах именно у них. 

Первертная мать в процессе беременности и ухода за детьми, которым она дает жизнь, может воссоздать разрушительные паттерны своего собственного рождения и детства, формируя территорию, где она имеет возможность творить все что угодно и где она может отомстить и получить компенсацию за пережитые ею самой жестокое обращение и лишения. Хотя эти мотивы могут быть бессознательными, их сознательным выражением могут оказаться вполне добрые и чрезвычайно сильные желания женщины выносить внутри своего тела, родить и вырастить ребенка, который, наконец, подарит ей безусловную любовь и подтверждение ее жизнеспособности и мощи. В действительности же ребенок может стать сосудом для ее собственных неприемлемых чувств беспомощности и обездоленности. 

Пайнз исследует, как связаны между собой отношение молодой женщины к своему телу, себе самой, своей матери как объекту и ее ранний опыт, ее последующая беременность, а позднее – переживание ею своего ребенка. Она выявляет процесс, в ходе которого маленькая девочка, не чувствовавшая себя удовлетворенной своей матерью на доэдипальной стадии, на которой она могла бы интроецировать чувства телесного удовлетворения, остается с ощущением незавершенности и пустоты. Это способствует переживанию чувства обездоленности в зрелом возрасте, когда женщина жаждет и ищет опыта, который обеспечил бы ей это чувство удовлетворения. Положение депривации, в котором взрослая женщина продолжает ощущать отсутствие цельности, «незавершенности, может привести к глубинным проблемам с сепарацией и индивидуацией, поскольку достижение взрослой идентичности требует предварительного насыщения чувством заботы, которую дарит мать, и защитой с ее стороны. Такая женщина может «никогда не восполнить эту базовую потерю первичного стабильного ощущения благополучия в своем теле и телесном образе… Нарциссическая травма, и вспыхивающая в результате нарциссическая ярость, желание заполучить внимание своей матери и недостаточная самооценка могут быть болезненными и усложнять сепарацию» (Pines, 1993, p. 101). 

Приведенная точка зрения расширяет кляйнианское понятие чувств интеграции и безопасности как базиса, который формируется вследствие интроекции, или присваивания объекта, любящего и защищающего самого ребенка и в свою очередь любимого и защищаемого им (Klein, 1932). 

Речь идет об интроецированном объекте, интернализированной матери. Интроекция имеет сильную связь с первым опытом кормления, когда ребенок получает нечто внутрь себя от матери. Без этой успешной интроекции процесс сепарации в отношениях с матерью может очень усложниться, создавая огромные психологические трудности. 

Подобные трудности могут повторяться в отношениях женщины с ее ребенком, когда сепарация и индивидуация становятся особенно проблематичными. Ее собственное психическое состояние уязвимо в том смысле, что оно оказывается подавленным и перегруженным в тех ситуациях, когда пробуждаются воспоминания о пережитой ею в детстве обездоленности и связанные с такими воспоминаниями ощущения. Понятие об отдельности ребенка является сложным для восприятия такими матерями. Их понимание потребностей детей в защите и благополучии ограничено, поскольку их главная забота – это собственная потребность чувствовать себя любимыми, ценными и защищенными. Они могут говорить о чувстве «пустоты» внутри и о желании иметь ребенка, который позволил бы им достичь ощущения «наполненности» и цельности. Эта пустота может отражать более ранний опыт эмоциональной депривации и истощения, т. е. отсутствие интернализированного хорошего объекта. Рождение детей для этих женщин часто является огромным разочарованием, так как требования малышей пробуждают в них осознание своих собственных неудовлетворенных нужд, делая ситуацию противоречивой и порой невыносимой: «Зрелая объектная любовь, в которой свои потребности и потребности объекта взаимно учитываются и удовлетворяются, не может быть достигнута, и рождение реального ребенка может обернуться катастрофой» (Pines, 1993, p. 103). 

Пайнз (Pines, 1993) определяет существенное различие между опытом беременности и опытом материнства. Эта дифференциация имеет решающее значение как с практической, так и с психодинамической точки зрения. Разочарование, которое могут испытывать женщины, когда заканчивается беременность и рождается ребенок, – ребенок, который не только не компенсирует их лишений, но и вызывает воспоминания о неудовлетворенных потребностях и инфантильной ярости, – может привести к возрождению чувства гнева, брошенности и изолированности. А невыносимый характер вновь пробудившейся боли может привести к насильственным или первертным нападкам на ребенка. 

В представленном ниже в качестве иллюстрации случае я описываю психические процессы, которые приводят к насильственным атакам на младенца – как в утробе матери, так и после родов. Эти нападения не являются сексуальными, но проистекают из комплекса разрушающих переживаний, с которыми мать столкнулась в детстве, что, кроме прочего, может породить и материнский инцест. Как физическое, так и сексуальное насилие в отношении детей может рассматриваться как проявление женской перверсии. Я привожу пример одной молодой женщины, Кейт, чтобы проиллюстрировать дискуссию о бессознательных фантазиях и страхах во время беременности, а также их связи с материнской жестокостью. Эта история наглядно отображает рассуждения Вэллдон о «первертных фантазиях женщин, последствия которых реализуются на уровне их тел» (Welldon, 1992, p. 7). 

Клинический случай  
Кейт: беременность и бессознательные фантазии 

Кейт, 18-летняя молодая женщина, была направлена на прием для оценки ее способности обеспечивать должный уход и защиту ее семимесячной дочери Алане. Девочка была помещена в приемную семью, а ее случай подлежал дальнейшему разбирательству в суде по запросу службы опеки, серьезно обеспокоенной проявлениями физического насилия со стороны Кейт, которая призналась в двух случаях посягательства на дочь. Местные власти рассматривали направление Аланы на удочерение как более предпочтительное решение, нежели ее возвращение на попечение Кейт. Меня попросили посмотреть женщину, чтобы изучить ее личную историю и потенциал для прохождения терапии, которая могла бы помочь ей выполнять материнские обязанности. Ни о какой конфиденциальности речи в данном случае идти не могло, поскольку я обязана была подготовить для суда отчет относительно ее общего состояния, в особенности ее проявлений агрессии, исполнения ею материнских функций и ее способности выполнять соответствующую психологическою работу. 

Кейт предстала передо мной уязвимой молодой женщиной, затрудняющейся понять характер и цели процедуры оценки, с общим чувством смятения и дезориентированности. Она выглядела поникшей и растрепанной, была одета в неподходящую случаю грязную одежду. К тому же она предпочла не снимать свою теплую куртку на протяжении всего первичного интервью, несмотря на то что в комнате было тепло; создавалось ощущение, что ей нужно было защититься с помощью одежды, и, похоже, она не в полной мере понимала, как ей позаботиться о себе и реагировать на окружающую обстановку. Ее глупый и неопрятный внешний вид и покрасневшие глаза ассоциировались с образом ребенка, которым пренебрегали, или же со сбежавшим из дома подростком, жившим на улице. Когда я познакомилась с ней, она была на 12-й неделе беременности своим вторым ребенком и только недавно рассталась со своим жестоко относившимся к ней партнером, который являлся отцом ее первенца. Она не знала, кто был отцом ее второго ребенка, поскольку за последний год у нее было несколько случайных сексуальных связей с мужчинами. 

Кейт выглядела на несколько лет моложе своего возраста и, казалось, чувствовала себя неловко, не понимая как себя вести. Ее лицо и голос почти ничего не выражали, за исключением случая, когда она разрыдалась, описывая ту крайнюю жестокость, которую в ранние годы проявляли к ней мать, отец и позже отчим. Никто из взрослых в жизни Кейт так и не защитил ее от насилия, вместо этого ее только ругали и обвиняли. Дома она чувствовала себя неугодной и бесполезной. Когда Кейт было 12 лет, из-за кровоподтеков на лице, руках и плохого поведения в школе на нее обратили внимание социальные службы. Родители Кейт расстались за год до этого, и мать начала новые отношения с мужчиной, который за два года до этого был обвинен в сексуальных преступлениях против детей, но осужден так и не был. Кейт считала этого человека своим отчимом и призналась, что она «была от него в ужасе». В конце концов в возрасте 13 лет Кейт забрали у матери и поместили в детский приют. 

У нее было два младших брата, которые, несмотря ни на что, продолжали проживать дома с матерью. 

Сама мать Кейт имела проблемы с обучаемостью и страдала от депрессии примерно с двадцатилетнего возраста. Первый депрессивный эпизод произошел у нее, когда Кейт было три недели от роду. О том, подвергалась ли она сексуальному насилию в раннем детстве, Кейт вспомнить не могла, но, когда ей было 14, она подверглась серьезному нападению непристойного характера со стороны незнакомца. Она была готова дать показания против напавшего на нее человека, но он умер прежде, чем дело дошло до суда. 

Кейт производила впечатление очень травмированного человека; она была эмоционально, физически и сексуально повреждена настолько, что не верила, что что-то хорошее или живое могло в ней выжить. Она боялась того, что было внутри нее, но этот страх вступал в конфликт с непреодолимым желанием выносить свою беременность и стать матерью, хотя у нее, похоже, не было реального понимания, что именно подразумевает под собой подобный опыт.  

Кейт ярко описала свое чувство растерянности и страха, которое она испытала во время первой беременности. «Я не знала, что у меня внутри», – объясняла она, продолжая рассказывать, как она при помощи спиц и других острых предметов пыталась на 18-недельном сроке избавиться от нерожденного ребенка. В конечном итоге на 36-й неделе она родила девочку. Во время своей первой беременности она часто попадала в неприятные ситуации, и в медицинских отчетах о ней много красноречивых записей, например, «поступившая пациентка – молодая женщина, кричащая, чтобы из нее вынули ребенка». На протяжении всей беременности она переживала ужас, испытывая четкое ощущение вторжения. На протяжении всей беременности она видела яркие образы чудовищного существа, растущего внутри нее, задавалась вопросом, был ли ребенок в полной мере человеком, и отчаянно хотела, чтобы он поскорее родился, дабы убедиться, что это действительно человеческое дитя. 



После рождения дочери и последующих многократных неудачных и ожесточенных попыток побудить себя заботиться о ней Кейт столкнулась с тем, что ей становилось все труднее справляться с потребностями малышки. Когда ребенку было девять дней, Кейт встряхнула и отбросила ее, находя невыносимым слышать ее плач, который она не могла остановить и который явился мощным толчком к пробуждению ее собственных воспоминаний о депривации. Ее нападение на ребенка вновь привлекло к ней внимание социальных служб – на этот раз уже как к матери, ведь она сама только недавно вышла из-под наблюдения опеки. Кейт отметила, что испытала чувство облегчения, когда служба опеки возбудила дело по вопросу ее ухода за новорожденным ребенком, поскольку она осознавала, что не способна справиться с материнством. 

В этом смысле испытанное Кейт чувство облегчения и ее желание защитить дочь от тех страданий, которые она сама перенесла в детстве, являли собой здоровый и защищающий ребенка аспект ее материнских способностей. Хотя иногда на уровне разума Кейт и осознавала свою потенциальную способность нанести вред дочери, на каком-то другом уровне она могла отрицать свою способность убить и чувствовала себя ограбленной и разъяренной от потери возможности заботиться о своем ребенке. Это явно показывало, как отчаянно Кейт хотела, чтобы кто-то полюбил ее, надеясь, что ребенок удовлетворит эту потребность.

Содержание

Екатерина Вейцман. Предисловие к русскому изданию
Эстела Вэллдон. Предисловие к первому изданию
Хелена Кеннеди. Предисловие
Благодарности
Введение
Часть I
Насилие в отношении детей
Глава 1. Истоки материнского насилия.
Женские перверсии
Глава 2. Женское сексуальное насилие над детьми
Глава 3. Материнское физическое насилие
Глава 4. Сфабрикованная или индуцированная болезнь
Глава 5. Инфантицид
Часть II
Насилие, направленное против самой себя
Глава 6. Преднамеренное самоповреждение
Глава 7. Нервная анорексия
Часть III
Насилие над другими
Глава 8. Женщины-убийцы, пережившие насилие
Часть IV
Клиническое применение
Глава 9. Работа с женщинами, которые убивают
Глава 10. Прячась и теряясь.
Случай в женском закрытом отделении
Заключение
Литература

buy_button.jpg

Вернуться в блог