Развитие нашего повествования следует по естественному пути: мы начали с определения психоанализа, затем рассмотрели показания к психоанализу и сейчас приступаем к рассмотрению инструмента для определения показаний – интервью. Мы подробно остановимся на работе Блехера (Bleger, 1971), в которой четко и точно излагается тема и которая построена по модели подлинного исследования. (Работа Блехера была опубликована в 1964 году отделением философии факультета философии и гуманитарных наук Университета Буэнос-Айреса, в котором Блехер состоял заслуженным профессором; эта работа вошла в его книгу «Temas de psicología», изданную в 1971 году, незадолго до того, как его жизнь внезапно и трагически оборвалась.)

4.1. Определение понятия
Область значений термина «интервью» является весьма широкой: все, что так или иначе можно отнести к совместному «обозрению» двумя людьми, может быть названо интервью. (Ради простоты изложения мы в дальнейшем будем говорить о простейшем интервью, то есть о том, в котором участвуют один интервьюер и один интервьюируемый, не забывая при этом, что количество участников на каждом полюсе может меняться.) Тем не менее этот термин, по-видимому, принято использовать для обозначения особой встречи, которая отличается от обычных повседневных контактов. В словарях мы можем найти следующие толкования этого термина: «беседа между журналистом и т. п. и персоной, представляющей общественный интерес, материал которой служит основой для сюжета передачи или публикации в печати»; «встреча лицом к лицу, как правило, в целях консультации». Целью этих встреч лицом к лицу могут быть обсуждение или прояснение некоторых вопросов с неким конкретным человеком, который соглашается с предложенными параметрами времени и места этой встречи. Например, для того, чтобы взять интервью – допустим, у некоего политика – для газетной публикации, журналист отправляется на встречу с ним, чтобы услышать его мнение по определенному вопросу. Таким образом, мы должны определить отличительные характеристики того типа интервью, которое мы будем обсуждать в этом разделе книги.
Как следует из названия этой главы, нас интересует психоаналитическое интервью, которое предшествует началу психоаналитической работы. Оно предназначено для определения, подходит ли человек, обратившийся к нам с просьбой взять его в анализ, на роль анализанда, и ответ на этот вопрос зависит от показаний и противопоказаний, что мы обсуждали выше.

Однако это определение, в целом весьма точное, все же обладает недостатком – оно довольно узкое. Именно поэтому многие авторы вслед за Гарри Стаком Салливаном предпочитают говорить о психиатрическом интервью, обладающем более широким значением. (Несомненно, Гарри Стак Салливан, создавший вместе с Карен Хорни и Эрихом Фроммом неопсихоанализ в 1930-е годы, был одним из величайших психиатров нашего времени. Его книга «Психиатрическое интервью» посмертно издана в 1954 году при финансовой поддержке Фонда психиатрии Уильяма Алансона Уайта, выдержала испытание временем. Основой этой книги послужили его лекции, прочитанные в 1944 и 1945 годах, а так-же материалы семинаров 1946 и 1947 годов.) В любом случае прилагательное в определении создает проблемы, так как по результатам интервью может быть дана рекомендация не назначать психоаналитическое или психиатрическое лечение. Именно поэтому Блехер предпочитает термин психологическое интервью, подчеркивая, что его цель состоит в психологической диагностике и в оценке функционирования психики (или личности) интервьюированного, что выходит за рамки оценки степени психического благополучия или диагноза интервьюируемого. Хотя мы действительно считаем, что психоаналитическое интервью служит главным образом для принятия решения о дальнейшем анализе, мы позволим себе расширить диапазон наших выводов. Таким образом, мы не ограничиваем себя тем только, что сообщаем интервьюируемому, следует ли ему начинать психоанализ; если мы не можем рекомендоваться ему психоанализ, мы, скорее всего, предложим ему альтернативу, например другой вид терапии или фармакологическое лечение, так что интервью, которое начиналось как психоаналитическое, становится психиатрическим. 
С конкретной точки зрения, которой мы придерживаемся, этот раздел лучше всего было бы назвать просто «Интервью», опустив прилагательные.

Подходы к определению интервью, отмеченные выше, приемлемы; но необходимо помнить, что за основу типологии интервью они принимают цели, а не технику его проведения или характеристики того, кто его проводит. В последнем случае мы вполне можем назвать интервью психоаналитическим, если при его проведении используют психоаналитический метод и (если мы желаем быть более формальными в нашем подходе) оно проводится психоаналитиком.

4.2. Определение характеристик

Как мы только что отметили, интервью является задачей, которая может быть определена через ее цели или применяемый метод.

Определение интервью, как и любого другого вида человеческих отношений, может быть дано через задачу, которую оно решает, цели, на достижение которых оно направлено. Цели всегда присутствуют, даже если они не представлены явно или не признаны формально, они направляют и определяют течение отношений.

Цели, в свою очередь, подчинены регулирующим принципам и нормам, которые всегда действуют, даже если они не обозначены. Отсюда следует, что принципы и нормы всегда должны быть определены явно в самом начале интервью,предупреждая возможные недоразумения со стороны интервьюируемого. Не менее важно прежде, чем мы продолжим наше изложение, разобраться с определением интервью, чтобы избежать путаницы в дальнейшем. Начнем с того, что цели интервью принципиально отличаются от целей терапии, на чем обоснованно настаивают многие авторы, например Блехер (Bleger, 1971) и Либерман (Liberman, 1972). Интервью предназначено для того, чтобы ориентировать пациента относительно его участия в терапевтическом процессе, тогда как в терапии реализуют то, что было рекомендовано по результатам интервью. Итак, прежде всего, нам следует четко обозначить цели интервью. Затем мы можем утверждать, что только то, что служит достижению этих целей, является оправданным.

Основное правило интервью, которое главным образом и обусловливает его приемы и технику, состоит в том, чтобы создать благоприятные условия для свободного выражения протекающих в психике интервьюируемого процессов, и для этого не подходит формальная структура вопросов и ответов. Как сказал Блехер, интервьюер старается установить такие отношения, которые предоставили бы интервьюируемому большую свободу самовыражения, проявления себя таким, какой он есть. Далее Блехер подчеркивает различия между сбором анамнеза, опросом и интервью. Опрос преследует более простую цель – сбор информации. Иначе обстоит дело при проведении интервью: оно направлено на то, чтобы понять, как функционирует кандидат в пациенты, а не выслушивать то, что он рассказывает о том, как он функционирует. Еще Фрейд указывал на то, что никто не может предоставить bona fide1 информацию о самом себе. Если бы это было так, то многие проблемы, связанные с интервью, были бы сняты. Опрос основан на идее, что опрашиваемый что-то знает, и тот, кто задает ему вопросы, должен выведать, что тому известно, что он сознательно утаивает. Однако психологическое интервью основано на ином подходе: раскрытие того, о чем интервьюируемый сам не догадывается, так что без обесценивания сказанного интервьюируемым интеракции интервью должны быть построены таким образом, чтобы в ходе интервью у нас появилась возможность наблюдать то, что нас интересует.

Таким образом, психологическое интервью представляет собой задачу, исполнение которой осуществляется при помощи особых методических приемов, направленных на достижение определенных целей, в результате чего кандидат в пациенты получает представление о состоянии своего психического здоровья и о том, какое лечение будет для него лучшим, если в таковом будет необходимость.

Психологическое интервью, рамки которого определены таким образом, направлено на достижение целей в интересах того, кто обратился за консультацией; однако интервью может также служить и иным целям, если его результаты предполагается использовать как-то иначе. Здесь мы говорим об интервью в интересах пациента, однако возможны и другие варианты, например в случае интервью, которое проводят в рамках научного исследования, когда интервьюер удовлетворяет свое исследовательское любопытство. Извлекать пользу из интервью могут и третьи стороны, например в случае, когда результаты интервью используют для подбора персонала в некой компании или при отборе кандидатов в психоаналитический институт. Хотя эти цели могут сочетаться и не являются взаимоисключающими, тип интервью в конечном счете определяет его основная цель.

 Для Блехера интервью представляет собой исследование, и в этом он видит его определяющую характеристику: интервью является инструментом одновременно приложения и проверки психологического знания (Bleger, 1971, p. 9).
Сосредоточив свой интерес на психологическом интервью, Блехер также предлагает изучать психологию интервью как таковую. «Таким образом, мы ограничиваем нашу задачу изучением психологического интервью, однако не настолько, чтобы удовлетвориться лишь практическими правилами, благодаря соблюдению которых интервью проводится корректно и эффективно, нас интересует также психологическое исследование психологического интервью» (там же). Правила (технические) проведения интервью – это одно, а теоретические основы этих правил (теория техники) – другое.

4.3. Поле интервью

Интервью формирует поле, и для Блехера это означает, что «между участниками устанавливаются структурированные отношения, от которых зависит все то, что происходит во время интервью» (там же, p. 14). Первое правило, согласно Блехеру, состоит в придании формы этому полю, в частности с учетом переменных, которые зависят от интервьюируемого. Достижение этой цели требует введения сеттинга интервью, в который введены временные параметры и место, а также роли участников и цели интервью. (Мы позже увидим, как эти идеи применяют в психоаналитической работе.)

Итак, следуя разработкам Блехера, мы обсудили цели (или задачи), рамки и сеттинг интервью; теперь мы подходим к полю, в котором развивается взаимодействие, направленное на достижение этих целей.

У Блехера термин «поле» обладает точным значением, описывает область, в пределах которой интервьюер решает свои задачи. При этом интервьюер старается, по возможности, минимизировать свою активность, так как чем меньше его вмешательство, тем лучше поле. Отсюда, конечно, не следует, что он никак не проявляет себя или занимает отстраненную позицию, но это означает, что он передает инициативу другой стороне, интервьюируемому. Он является участвующим наблюдателем, по удачному выражению Салливана (также внесшего вклад в развитие теории интервью), которое очень нравилось маэстро Пишон-Ривьеру.

Так, в моем понимании, называют того, кто принимает установку, определяющую его в поле как собеседника, который не предлагает темы разговора и не дает советов, – его воздействие на интервьюируемого ограничено присутствием и сводится к ориентации интервьюируемого на решение задач интервью.

 Иными словами, интервьюер создает и обуславливает феномен, который он сам же и наблюдает, и, как говорит Блехер со свойственной ему точностью, «максимальная объективность достигается только в том случае, если наблюдатель включен в поле как одна из его переменных» (там же, p. 19).

 Такая установка является наиболее уместной для достижения целей интервью, она позволяет нам справиться наилучшим образом с поставленной задачей, которая сводится к определению, годится ли данный индивид для прохождения анализа или, в более широком смысле, требуется ли для него психиатрическое лечение или психологическая помощь. Если степень нашей вовлеченности выходит за рамки позиции участвующего наблюдателя и мы задаем слишком много вопросов (опрос), предлагаем поддержку или утешение, открыто выражаем сочувствие, высказываем свое мнение или говорим о себе, то тем самым мы утрачиваем смысл интервью, превращая его либо в формальный диалог, либо в обычную беседу. Стараясь поддерживать разговор такими методами, мы можем прийти к тому, что будем вынуждены заплатить высокую цену – более высокую, чем мы думали. Впрочем, аналитиков, которые начинают свою практику, следует предостеречь от противоположной установки – слишком профессиональной и герметичной, из-за которой интервьюируемый может быть дезориентирован, прийти в замешательство, испытать сильные аффекты тревоги и гнева.

Альтернатива «опрос или интервью» не обязательно ставит нас перед необходимостью выбора; скорее здесь открывается возможность проявить наше искусство соединять и сочетать разные подходы. Здесь не существует твердых правил; все зависит от обстоятельств и от поля. Иногда заданный аналитиком вопрос помогает интервьюируемому сказать нечто существенное, но не следует забывать, что более важным является понимание того, почему потребовался вопрос для того, чтобы интервьюируемый начал об этом говорить.
Салливан советовал обращать внимание на изменения уровня тревоги во время интервью у обоих его участников. Уровень тревоги интервьюируемого непосредственно сигнализирует нам о его проблемах; впрочем, иногда необходимо, как сказал бы Мельтцер (Meltzer, 1967, p. xii), модулировать тревогу, когда она достигает критического уровня. При проведении интервью это может быть вполне уместно, так как в задачу интервьюера не входит анализ тревоги, поэтому в некоторых случаях нам может понадобиться снизить ее уровень для того, что-бы достичь целей интервью.

 Что касается тревоги, с которой индивид начинает интервью, то ее лучше оставить без вмешательства, за исключением того случая, когда она возникает в ответ на чрезмерную отстраненность интервьюера. Как говорил Меннингер (Menninger, 1952), интервьюируемый сделал первый шаг, явившись для прохождения интервью, так что логично (и гуманно) сделать шаг навстречу, сломать лед начала разговора, задав (нейтральный и вежливый) вопрос о мотивах обращения за консультацией.
Купить книгу можно тут:

4.4. Сеттинг интервью

Как мы узнаем из четвертой части этой книги, психоаналитический процесс возможен только при соблюдении особого сеттинга. У интервью также есть свой собственный сеттинг, параметры которого соответствуют задаче интервью: получить от интервьюируемого информацию, которая позволила бы сделать вывод о том, нуждается ли он в лечении, и если да, то в каком именно. Сеттинг определен, если некоторые из переменных параметров фиксированы (волевым порядком) как константы. Начиная с момента принятия этого решения поле приобретает определенную конфигурацию и решение задачи интервью становится возможным.

Выше мы отметили обоюдную вовлеченность интервьюера и интервьюируемого в интервью; здесь мы должны рассмотреть правила, которые регулируют их активность. Мы должны описать поведение интервьюера, участвующего в интервью, которое позволило бы ему получить объективную оценку интервьюируемого. Идея объективности не менее важна для психологии, чем для физики или других естественных наук, но она должна быть помещена в контекст ее собственных руководящих принципов. «Инструментом» психоаналитика является его собственная психика, так что во время интервью мы наблюдаем, как ведет себя интервьюируемый во взаимодействии с другими людьми, не упуская из вида тот факт, что тем другим, с которым этот человек вступает в отношения, являемся мы сами.

Сеттинг интервью требует фиксации констант переменных места и времени, а также принятия конкретных правил, регулирующих исполнение ролей интервьюера и интервьюируемого при решении задачи интервью. Анализанду следует помнить о том, что интервью проводят в ответ на его запрос на консультацию по поводу его психического здоровья и его проблем с тем, чтобы по итогам интервью рекомендовать ему в случае необходимости то или иное лечение. Отсюда следуют различия в установках участников интервью: от одного из них ожидается рассказ о том, что с ним происходит, о том, что он думает и чувствует, тогда как другой поддерживает и помогает ему в этом и анализирует то, что происходит.

Таким образом, ситуация интервью является асимметричной, и, поскольку это с необходимостью следует из функций каждого из участников, нет необходимости напоминать об этом систематически. Установка сдержанности и одновременно душевной теплоты, собранности и сосредоточенности, но не отстраненности представляет собой один из аспектов роли интервьюера, которой он будет придерживаться и в дальнейшем в том случае, если за интервью последует анализ.

Интервью всегда проводят лицом к лицу; использование кушетки формально запрещено. Желательно, чтобы участники интервью располагались перед столом или сидя в креслах, поставленных под некоторым углом друг к другу так, чтобы они могли смотреть друг на друга или отводить взгляд в сторону естественно и без лишнего напряжения. Если для интервьюируемого в кабинете аналитика есть только кушетка, то он может сесть на кушетку, а аналитик – в свое обычное кресло, однако такая конфигурация является неудобной, так как она похожа на обстановку аналитической сессии, а не интервью.
Интервью может начинаться с просьбы уточнить личные данные интервьюируемого, после чего ему сообщают о продолжительности интервью, о том, что оно может потребовать несколько встреч, и затем интервьюируемому предлагают продолжить рассказ о себе. Разумеется, в процедуре интервью не предусмотрено введение правила свободных ассоциаций, действующее на аналитических сессиях.

Лично я не одобряю неопределенного и двусмысленного начала интервью, резко отличающегося от обычных норм общения, принятых в данной культуре, когда интервьюер погружается в молчание, фиксируя свой ничего не выражающий взгляд на интервьюируемом, который может почувствовать растерянность в такой ситуации и не будет знать, что ему делать. Я вспоминаю, как один кандидат (теперь известный аналитик) рассказывал о своем первом интервью при поступлении на аналитический тренинг. Он поздоровался с тренинг-аналитиком, который должен был провести с ним интервью и, нервничая в этой ситуации, спросил разрешения закурить сигарету. Аналитик, не издав ни единого звука, с выражением лица игрока в покер смотрел на него, не отводя взгляда, пока тот тщетно искал пепельницу по всему кабинету. Наконец будущий кандидат вынужден был встать, осторожно открыть окно и выбросить окурок на улицу. Подобное поведение того, кто проводит интервью, крайне вычурно и выглядит как некий искусственный изощренный прием, но не как поощрение к самовыражению. Это напомнило мне анекдот об одном профессоре психиатрии, который для того, чтобы продемонстрировать студентам в психиатрической клинике характерную эмоциональную холодность шизофреников, сказал пациенту, застывшему в кататоническом ступоре, что его мать умерла, и молодой пациент как подкошенный рухнул на пол в обмороке.

4.5. Техника интервью

Определяя параметры интервью, мы тем самым неявным образом задаем основу для его техники.

Большинство авторов придерживаются точки зрения, согласно которой техника интервью является особой, соответствует его целям и отличается от техники психотерапевтической или психоаналитической сессии.

Сессия и интервью отличаются не только по целям, что неизбежно влияет на технику, но и по набору инструментов, так как в интервью не используют свободные ассоциации, а интерпретации применяют только в особых ситуациях.

Не прибегая к свободным ассоциациям, так как они, по сути, требуют иного сеттинга, отличающегося от сеттинга интервью и должны быть дополнены интерпретацией, мы можем получить нужную нам информацию при помощи недирективной техники, в рамках которой инициатива предоставляется интервьюируемому и допускается сдержанная поддержка в трудные для него моменты.
Простая превербальная коммуникация (например, легкий кивок, сочувствующий благожелательный взгляд, нейтральный комментарий) обычно бываетдостаточной для того, чтобы интервьюируемый продолжил говорить. Когда интервьюируемый замолкает, Ролла (Rolla, 1972) смотрит на него и поощряет его наклоном головы и мягко произнесенным «Да».
Иан Стивенсон (Stevenson, 1959), автор главы, посвященной интервью в книге Ариети, поощряет интервьюируемого легким жестом, словами или нейтральными комментариями, или даже некоторым вежливым вопросом, вытекающим из материала пациента.

Очень интересный эксперимент Мандлера и Каплана (Mandler, Kaplan, 1956), на который ссылается Стивенсон, показывает, до какой степени интервьюируемый чувствителен к сигналам, поступающим от интервьюера. Испытуемых в этом эксперименте просили свободно произносить вслух любые слова, которые придут им на ум в присутствии экспериментатора, который слушал их и одобрительно хмыкал каждый раз, когда испытуемый произносил, например, слово во множественном числе. Такого подкрепления оказалось достаточно для того, чтобы в вербальной продукции испытуемых в данной экспериментальной ситуации значимо увеличивалось количество слов во множественном числе. Так что мы можем представить себе, насколько значимым является наш скрытый или явно выраженный интерес для интервьюируемого при выборе им той или иной темы.

Эксперимент Мандлера и Каплана убедительно свидетельствует о том, что мы все уже знали, – насколько важную роль играют при проведении интервью жесты одобрения, взгляд или едва уловимая улыбка, а также «Хмм!» или подобное этому междометие. То же самое можно сказать и про старую технику повтора последних слов в фразе интервьюируемого в нейтральной или слегка вопрошающей манере:
– Мне кажется, что мои проблемы начались именно в то время. (Краткая пауза.)
– В то время…
– Да, в то время, доктоp. Потому что именно тогда я…

(Все эти техники включены в свод правил и методов недирективной психотерапии Роджерса.)

Купить книгу можно тут


4.6. Интерпретация при проведении интервью

Как уже говорилось, ради удобства и по необходимости следует различать интервью и психотерапевтическую сессию. Существенным различием между ними является использование интерпретации: мы не прибегаем к интерпретации систематически при проведении интервью. Некоторые аналитики очень строго соблюдают это правило, и у них есть на это свои соображения; однако другие допускают возможность отхода от него и при определенных обстоятельствах используют интерпретацию. Либерман относится к тем, кто строго соблюдает запрет на интерпретации во время интервью, так как он полагает, что сеттинг интервью не позволяет использовать интерпретацию, кроме того, он ставит интервью особняком, определяя его как контрастный опыт, который в конечном счете позволит интервьюируемому понять различия между интервью и аналитической сессией. Либерман предупреждает, что в случае отсутствия в опыте нового пациента переживания отличий между интервью и аналитической сессией, он, уже находясь в анализе, может воспринять первую интерпретацию негативного переноса как оценочное суждение аналитика. Я полагаю, что Либерман хотел привлечь наше внимание к тому, что различие между происходящим до начала аналитических сессий и происходящим сейчас, на аналитической сессии, поможет анализанду понять, что взаимодействие в анализе выходит за рамки опыта обыденных коммуникаций, что в аналитических отношениях аналитик не высказывает своего мнения, но предлагает интерпретацию.

Согласно Либерману, «проведение интервью до начала психоаналитической работы открывает для пациента возможность после того, как анализ начался, инСогласно Либерману, «проведение интервью до начала психоаналитической работы открывает для пациента возможность после того, как анализ начался, инкорпорировать другой тип взаимодействия в коммуникации, который приобретает неоценимое значение „контрастного опыта“ по отношению к первым интерпретациям переноса, которые мы сможем предложить» (Liberman, 1972, p. 463).

Если Либерман строго придерживается запрета на использование интерпретации при проведении интервью, то Блехер полагает, что в некоторых особых и определенных случаях интерпретация уместна и необходима, «в частности каждый раз, когда в коммуникации появляются разрывы или искажения» (Bleger, 1971, p. 38). К этой идее приходит в своих размышлениях и Пишон-Ривьер, когда он предлагает сочетание прояснения и интерпретации сопротивления движению к цели в grupos operativos (оперативных группах) (Pichón Rivière et al., 1960). Именно поэтому Блехер говорит, что прежде всего следует стремиться к оперативному интервью, при проведении которого проблема, с которой пришел интервьюируемый, может быть разъяснена именно в той форме, в которой она представлена в интервью.

Здесь уместно отметить, что все наши идеи по этому вопросу исходят от Пишон-Ривьера и связаны в большей степени с присущим ему искусством устного изложения, нежели с его печатными работами. К его публикациям, посвященным данной теме, относится статья, написанная в соавторстве с Блехером, Либерманом и Роллой в Acta. Изложение своей теории в этой небольшой работе он начинает с описания страдания в преддверии перемены, он определяет два типа этого страдания: депрессивный из-за того, что приходится оставить прежнюю связь; и параноидный, связанный с формированием новой связи и сопряженной с этим угрозой безопасности (там же, p. 37).

Целью оперативной группы (там же, p. 38) является прояснение базовых тревог, которые возникают в связи с задачами группы. Техника оперативных групп (и позвольте поставить в этот ряд интервью как особый тип этих групп) вкратце можно описать таким образом: «Техника этих групп центрирована на задаче, при исполнении которой грань между теорией и практикой стирается в конкретной деятельности „здесь-и-сейчас“ в каждом обозначенном поле» (там же, 1960).
Что касается меня, то я считаю, как и Блехер, что интерпретация при проведении интервью вполне уместна и оправданна, если только она служит преодолению конкретного препятствия на пути достижения целей интервью. Но я никогда не использую интерпретацию с тем, чтобы вызвать структурные изменения в личности интервьюируемого (то есть ради достижения инсайта) просто потому, что достижение инсайта, само по себе заслуживающее одобрения, все же не является целью интервью, да и интервьюируемый не нуждается в этом в данное время. Индивид пришел к нам не для того, чтобы получить инсайт относительно своих конфликтов, но для прохождения определенной процедуры, по результатам которой можно будет сделать вывод по конкретному и имеющему четкие рамки вопросу, а именно: следует ли ему начинать лечение, и если да, то какого типа.

Иногда я использую интерпретацию для того, чтобы проверить, как будет реагировать на нее интервьюируемый. Интерпретация, которую я использую для этих целей, всегда является простой и поверхностной, почти всегда генетической, я устанавливаю связь причинного типа между содержанием высказываний интервьюируемого, например: «Как вы полагаете, то, что вы сейчас при помнили, имеет ли это отношение к…». Это представляет собой что-то вроде теста, который может дать представление о способности интервьюируемого к инсайту.

***

Подведем итог: решение важной и спорной проблемы интерпретации во время проведения интервью должно учитывать наши цели и доступный нам материал. Это решение не может быть ограничено простой «да–нет» дихотомией.
Купить книгу можно тут

Вернуться в блог