Содержание

• Предисловие
  


• Раздел I. Лицо как средство идентификации личности
  
  
  
  • Глава 1. И. А. Бескова. Лицо в зеркале: я, не я или не-я
    
  • Глава 2. В. М. Лейбин. Р. Лэйнг и его «лицо»: гений или безумец
    
  • Глава 3. К. И. Ананьева, А. В. Жегалло, П. А. Мармалюк. Эффективность различения лиц разных расовых типов русскими и тувинскими наблюдателями как характеристика пространственных свойств изображений
    
  • Глава 4. Н. Г. Артемцева. Рисунок лица человека как диагностический инструмент практического психолога
    
  • Глава 5. С. В. Зорина, В. В. Шпунтова, О. А. Камзина. Формирование впечатления как целостный и поэлементный процесс (на примере оценки феминности)
    
  • Глава 6. А. Д. Карпов, Н. В. Морошкина. Роль имплицитного научения при оценке психологических качеств другого человека по его фотоизображению
    
  • Глава 7. А. С. Абрамов, А. М. Зинин, А. А. Девятериков, Е. В. Веселовская, Д. В. Веселкова, Н. А. Романько. Некоторые аспекты проведения портретных и краниофациальных экспертиз идентификации личности с использованием компьютерного трехмерного моделирования и сложности сочетания классических антропологических методик с криминалистическими подходами в габитоскопии
    
  
  
• Раздел II. Выражения лица и их восприятие
  
  
  
  • Глава 8. В. А. Барабанщиков, И. Ю. Жердев. Может  ли наблюдатель определить выражение лица коммуниканта во время быстрых движений глаз?
    
  • Глава 9. В. А. Барабанщиков, О. А. Королькова, Е. А. Лободинская. Роль кажущегося движения в восприятии эмоциональных состояний лица
    
  • Глава 10. В. А. Барабанщиков, Е. Г. Хозе. Восприятие экспрессий лица, обусловленных его конфигурацией
    
  • Глава 11. Б. Г. Мещеряков, М. М. Гизатуллин, А. И. Назаров. Эмоциональный эффект восприятия лиц
    
  • Глава 12. А. А. Демидов, К. И. Ананьева, Н. А. Выскочил, С. В. Хащенко. Оценка психологических особенностей человека по выражению его лица и голосу: количественный и качественный анализ
    
  • Глава 13. Е. С. Самойленко, Т. А. Мелкумян. Индивидуальные различия в процессах сравнения изображений человеческих глаз, предъявленных в различных контекстах
    
  • Глава 14. Е. А. Никитина. Восприятие здоровья по изображениям лиц
    
  • Глава 15. Е. А. Лупенко. Портретное изображение человека как предмет психологического исследования: проблемы и исследовательские подходы
    
  • Глава 16. М. Д. Маслова. Лицо человека и его отсутствие в творчестве Рене Магритта
    
  • Глава 17. И. С. Седова. Лицо как исток метаморфоз скульптурного образа
    
  
  
• Раздел III. Психологические и психофизиологические механизмы восприятия лица
  
  
  
  • Глава 18. Д. С. Алексеева, Д. В. Явна, В. В. Бабенко. Приоритетность пространственных частот при распознавании лиц
    
  • Глава 19. В. А. Барабанщиков. Динамика взора человека в процессе восприятия выражений лица
    
  • Глава 20. А. В. Жегалло. Особенности окуломоторной активности при выполнении комбинированной задачи идентификации/дискриминации переходных экспрессий лица
    
  • Глава 21. А. В. Жегалло, О. А. Королькова. Идентификация и дискриминация переходных экспрессий лица на материале естественного переходного ряда «радость–удивление»
    
  • Глава 22. И. Е. Кануников, Д. А. Фомичева. Реакция мозга человека на изображение лиц, предъявленных в эмоционально отрицательном контексте
    
  • Глава 23. Е. В. Мнацаканян. Возрастные изменения краткосрочной памяти на незнакомые лица у здоровых испытуемых: поведенческие показатели и многоканальные электрические вызванные ответы мозга
    
  • Глава 24. Е. А. Черемушкин. Индивидуальность и психофизиологическая установка на эмоционально-негативное выражение лица
    
  • Глава 25. Ю. Е. Шелепин, О. В. Борачук, С. В. Пронин, В. А. Фокин, А. К. Хараузов, Е. В. Логунова, П. П. Васильев. Лицо человека и нейрофизиология невербальных средств коммуникации
    
  
  
• Раздел IV. Лицо в системе межличностного взаимодействия
  
  
  
  • Глава 26. Е. О. Труфанова. Лицо человека в системе социальных связей
    
  • Глава 27. О. М. Кулеба. Лицо человека как презентация социального статуса, выражение экспрессии и инструмент коммуникации
    
  • Глава 28. А. А. Демидов, Д. А. Дивеев. Человек как объект восприятия: проблемы и перспективы научного познания
    
  • Глава 29. Ю. Н. Феденок, М. Л. Бутовская. Визуальная коммуникация детей и подростков в трех культурах
    
  • Глава 30. В. А. Барабанщиков, Л. А. Хрисанфова, Д. А. Дивеев. Доверие к человеку при первичном восприятии его лица
    
  • Глава 31. Д. А. Дивеев, Ю. Н. Аверченков, А. С. Дивеева, О. Н. Литвинова. Оценка перцептивного доверия в различных ситуациях восприятия
    
  • Глава 32. Л. А. Хрисанфова, Л. Ф. Суслова, Е. А. Крюкова. Особенности восприятия лица незнакомого человека и особенности воспринимающего, влияющие на формирование доверия к незнакомцу
    
  • Глава 33. В. А. Лабунская. Кодирование дошкольниками экспрессии состояний и влияние опыта общения на распознание гендерно-возрастных моделей лицевых выражений эмоций
    
  • Глава 34. Л. И. Рюмшина. Распознавание мимических выражений лица субъектами с различным уровнем выраженности склонности к манипуляциям
    
  • Глава 35. И. С. Литовченко, Н. Л. Белопольская. Самооценка внешности в структуре самосознания современных подростков
    
  • Глава 36. Н. И. Халдеева, Н. А. Лейбова. Антропоэстетические предпочтения вариантов внешности в молодежных группах Москвы и Казани
    
  • Глава 37. К. И. Ананьева, А. Н. Харитонов,  И. А. Басюл, Н. О. Товуу. «Эффект другой расы» и опыт общения с представителями другой расовой группы
    
  • Глава 38. Д. В. Ющенкова, Е. Н. Абакумова. Распознавание супружеских пар по фотографиям их лиц
    
  • Об авторах
  
  

Лицо человека говорит даже больше и более интересные вещи, чем его уста, ибо оно представляет компендиум всего того, что он когда-либо скажет, будучи монограммой всех мыслей и стремлений этого человека.

А. Шопенгауэр

Предисловие

В каком-то смысле человек - это животное, имеющее лицо, т. е. лик и личность. Лицо персонифицирует человека, удостоверяет его существование в мире, определяет «точку зрения» или позицию. Как продукт общественно-исторического развития оно несет духовное - этическое и эстетическое - начало, символизируя целостность и неповторимость человеческой индивидуальности. Речь идет о таком органическом образовании, которое обладает для человека высшей ценностью и оказывается связующим звеном между ним и миром. Это самое близкое, что у него есть, чем он гордится, оберегает или прячет. Лицо тем отличается от вещи, что его ничем и никем нельзя заменить.

С лица начинается ориентировка в социальной ситуации, осуществляется контроль событий и влияние на окружающих. Это поведенческий и коммуникативный центр человека, относительно которого структурируется личное пространство, определяется главное и второстепенное, строится общение и действие. При этом для самого субъекта лицо магическим образом исключается из действительности, оставаясь невидимым. Оно дается человеку через отношение к другому или путем отражения себя как другого.

Как орган общения лицо побуждает и направляет активность коммуникантов, является адресатом их воздействия и предметом пристального внимания, поэтому процесс непосредственного общения предполагает не только развернутость людей по отношению друг к другу, но и центрированность на их лицах - «глаза в глаза».

Статика и динамика лица оказываются уникальным источником невысказываемой информации о поле, возрасте, этнической и расовой принадлежности, социальном положении, намерениях, отношении, опыте и чувствах людей, причем даже тогда, когда они сталкиваются впервые. На лице, как в зеркале, находят отражение эмоции и их подчинение волевому контролю, затаенные желания и намерение их скрыть, интеллект и одухотворенность либо их отсутствие. Сложнейшие узоры переживаний человека, его внутренний мир оказываются как бы вынесенными вовне и доступными восприятию другого.

В последние годы лицо как научная проблема приобретает все большую популярность. Природа лица, его организация, свойства, функции, связь с эмоциональными состояниями и характеристиками личности, методы оценки внешности человека, психологические и психофизиологические механизмы восприятия лица, способы его включения в процессы общения и деятельности и другие становятся предметом тщательного исследования. Нарастающий интерес к этим темам поддерживают все сферы человеческой деятельности, которые так или иначе включают непосредственный («лицом к лицу») социальный контакт: от криминалистики и искусства до публичной политики, PR и психотерапии. На сегодняшний день это комплексная проблема, которую разрабатывают психологи и философы, антропологи и физиологи, искусствоведы и программисты. Складывается важный узловой пункт роста специального знания и практики, обозначаемый за рубежом как Face Science - наука о лице.

В ноябре 2012 г. в Москве состоялась первая отечественная конференция, посвященная восприятию и оценке лица человека. Представители разных дисциплин обсудили вопросы, связанные с теорией и методологией познания человека по выражению его лица, перспективы создания адекватного исследовательского инструментария, специфику применения экспериментальных и диагностических процедур в новой предметной области. Материалы конференции были опубликованы в коллективной монографии «Лицо человека как средство общения: междисциплинарный подход» (М.: Когито-Центр, 2012). Начатое обсуждение продолжилось в октябре текущего года на конференции «Лицо человека в науке, искусстве и практике», организованной Московским институтом психоанализа. На двухдневной встрече удалось рассмотреть расширенный спектр вопросов, связанных с тематикой лица, особенно в области практики. Примечательно, что число активных участников нового форума выросло почти вдвое.

Книга, предлагаемая вниманию читателя, является содержательным итогом последней конференции. Она включает 38 статей, с разных сторон рассматривающих наиболее актуальные аспекты общей проблемы. Коллективная монография содержит четыре раздела.

Раздел 1 «Лицо как средство идентификации личности» представляет работы философов, психологов, антропологов и криминалистов. Главный смысловой стержень этих работ - рассмотрение лица как средства идентификации индивида, личности и индивидуальности, а также прикладные исследования в области психодиагностики и криминологии.

Раздел 2 «Выражения лица и их восприятие» охватывает результаты эмпирических и экспериментальных исследований восприятия разнообразных психологических особенностей человека по выражению его лица. Приводятся данные сравнительного анализа восприятия психологических особенностей человека по выражению его лица и голосу. Особое внимание уделено искусствоведческому анализу представленности лица в живописи и скульптуре.

Раздел 3 «Психологические и психофизиологические механизмы восприятия лица» представляет результаты экспериментальных исследований психологов, психофизиков, психофизиологов и нейрофизиологов, раскрывающих различные уровни механизмов восприятия лица человека.

Раздел 4 «Лицо в системе межличностного взаимодействия» представляет результаты исследований, в которых лицо рассматривается как средство социальной и культурной коммуникации.

Книга содержит описания оригинальных методов и процедур исследования и диагностики психических явлений в процессах общения, новые эмпирические и экспериментальные данные, креативные идеи и перспективы научного поиска.

* * *

Редакционная коллегия выражает глубокую признательность сотрудникам факультета психологии Московского института психоанализа и Центра экспериментальной психологии МГППУ, участвовавшим в подготовке рукописи к изданию: И. А. Басюлу, Н. А. Выскочил, Д. А. Дивееву, А. В. Жегалло, И. Ю. Жердеву, О. А. Корольковой, Е. А. Лободинской, Е. А. Лупенко, А. Н. Харитонову, Е. Г. Хозе.

К. И. Ананьева, В. А. Барабанщиков, А. А. Демидов

Лицо в Зеркале: Я, Не Я или Не-Я?

И. А. Бескова

Узнать в зеркальном облике себя: такая ли уж это трудная задача? И если все-таки да, то почему? Что именно в когнитивном статусе живого существа мешает ему (до достижения определенного этапа в развитии) распознавать себя в зеркале? С формированием каких важнейших когнитивных навыков данная способность соотнесена? То лицо, которое мы видим в зеркале, - это действительно, в полном объеме и в полном смысле мы сами, или затруднения с распознаванием себя в собственном зеркальном отображении имеют под собой достаточно веские основания? И наконец, как влияет асимметрия левого и правого, представленная в зеркальном образе, на динамику вызываемых ею ощущений-переживаний собственных внутрителесных процессов?

Эти и некоторые другие вопросы будут рассмотрены в предлагаемом материале.

Свет мой, зеркальце, скажи...

Способность распознавать себя в зеркальном отображении интересует исследователей не только сама по себе, но и в ее взаимосвязи с изучением феномена самости. Долгое время считалось, что узнавание себя в зеркале свидетельствует о сформированности я-позиции, о наличии хотя бы зачатков самосознания. Источником этого представления послужили классические эксперименты Геллапа с шимпанзе, когда последним под анестезией наносили краской специальные метки на бровь или ухо (т. е. части лица, недоступные непосредственному наблюдению) (Gallup, 1970). После окончания действия заморозки обезьянам предоставлялась возможность увидеть себя в зеркале. Если в ответ тестируемое животное пыталось устранить отметину с лица, считалось, что оно распознаёт зеркальный образ как свой собственный. Это свидетельство было названо «прохождением теста отметки». Аналогичные исследования были проведены и в отношении детей (в этом случае метки наносились без анестезии, но при отвлеченном внимании). Удалось установить, что нормальными детьми прохождение теста демонстрируется в возрасте 12-22 месяцев: с небольшим успехом до 15 месяцев и с подавляющим - после 18.

Эти результаты и выводы положили начало целому потоку работ. Были выявлены разные формы самонаправленного поведения у шимпанзе: разглядывание перед зеркалом прежде недоступных непосредственному наблюдению частей тела, прочищение глаз, пускание пузырей ртом, корчение рож и т. п. Зеркало использовалось для корректировки движения руки в процессе манипуляций, а также при совершении крупных моторных действий (Swartz, 1997). В то же время обнаружилось, что не все шимпанзе способны к прохождению тесте отметки. При этом было установлено, что среди горилл встречаются особи, узнающие себя в зеркале. Что касается детей, то выяснилось, что они тоже не все (например, аутисты) и не в одно и то же время справляются с задачей распознавания себя в зеркальном обличье.

Однако почти сразу стали возникать возражения, касающиеся однозначности интерпретации полученных результатов. Например, исследователям удалось показать, что не только восприятие зеркального образа побуждает маленького ребенка пытаться устранить отметину на лице. Выяснилось, что в том случае, если нос ребенка не запачкан, но перед ним лицо другого человека с запачканным носом, он зачастую также начинает трогать или тереть свой собственный нос, пытаясь убрать несуществующую грязь. Вот как описывает результаты исследования Р. Митчелл: «Некоторые дети пытаются стереть несуществующую отметину на носу, видя, что у другого человека она есть. 17 из 59 детей в возрасте 18-24 месяцев трогали свой незапачканный нос после того, как видели метку на носу матери. Четверо из сорока восьми детей в возрасте 15-26 месяцев трогали свой незапачканный нос после того, как видели отметину на носу их ровесников на видео, и только одиннадцать из этих сорока восьми трогали свой собственный запачканный нос, когда видели в зеркале себя» (Mitchell, 1997). Иными словами, оказалось, что и в том случае, если ребенок видит отметину не на своем зеркальном изображении, а на лице другого человека, он тоже может пытаться «убирать грязь» со своего лица. Это означало, что вывод о том, будто прохождение теста отметки свидетельствует о наличии самосознания, является преждевременным.

А теперь зададимся вопросом, почему же узнать себя в зеркале так непросто? Ведь не случайно почти все животные (за исключением некоторых шимпанзе и - редко - горилл), а также дети до 15-18 месяцев не распознают себя в зеркале? В соответствии с распространенным представлением, это происходит потому, что у них отсутствует самосознание (хотя, как уже отмечалось, экспериментальные исследования не подтверждают однозначной связи этих факторов). Но что если причина вообще в другом, например, в том, что в зеркале действительно (!) в некотором смысле не тот, кто напротив него? Но как такое возможно?

Для того чтобы попытаться понять природу ощущаемого и отображенного образа собственного лица, необходимо глубже проанализировать характер взаимосвязи внешних проявлений и внутренних, обусловливающих эти проявления особенностей организации телесности человека.

Известно, что зеркало меняет левое и правое. При этом левая и правая части лица у человека не вполне симметричны. О степени асимметрии говорит тот факт, что, когда фотографию лица человека разделили вертикальной осью на левую и правую части, а затем искусственным образом дополнили правую сторону ее зеркальным отображением, люди становились мало похожи на себя и даже досадовали, глядя на собственные «неудачные» фото. В другом случае на основании исходных достоверных фотографий были изготовлены два варианта снимков: первый получился в результате соединения правой части лица с ее зеркальным отображением, а второй - с левой. Результат был впечатляющим: различие оказалось очень большим.

Итак, асимметрия, представленная в нашей внешности, заметна и для самого человека, и для окружающих, и ее искусственное нарушение переживается как «он сам на себя здесь не похож».

Но еще важнее другое: то, как выглядят наши левая и правая стороны лица, - не случайность, а отражение фундаментальных параметров организации и функционирования организма. Внешний вид разных областей лица человека определяется множеством обстоятельств (наследственностью, личностной историей, особенностями характера). Но ощущение асимметрии левой и правой стороны связано не с тем, какой у человека нос - большой или маленький, не какого цвета глаза - зеленые или голубые, а с тем, что скула слева выше (ниже), чем справа, ноздря справа шире (уже), чем слева, глаз с одной стороны имеет немного иной разрез, чем с другой и т. п. Чем обусловлены подобного рода отличия?

В китайской традиции считается, что все эти особенности свидетельствуют о янскости или иньскости соответствующих систем организма, представленных разными участками лица. В самом общем виде можно сказать, что преобладание янского начала выразится в большем динамизме, сжатости, спрессованности системы - и с точки зрения ее параметров, и с точки зрения особенностей ее функционирования. Иньского - в большей пассивности, размытости, некоторой вялости. То, какое начало окажется преобладающим, как ни странно, определяется тем, что мать ребенка ела во время беременности, когда формировалась та или иная система, какая именно - иньская или янская - пища преобладала в рационе в период внутриутробного развития, соответствующий складыванию тех или иных внутренних органов, имеющих совершенно определенную представленность во внешности человека. Специалисты по китайской медицине определенно указывают на это обстоятельство: «Качество пищи, потребляемой матерью в период беременности и ребенком в период роста, оказывает решающее влияние на формирование конституции, определяя все черты частей тела и его структуру в целом, характер и его особенности, состояние и функциональные возможности органов и желез» (Микио Куши, 2001).

Эти вещи хорошо известны и детально проработаны в восточной традиции. В частности, считается что «еда и питье, обладающие качеством инь, производят инь-структуры и инь-функции, в то время как еда и питье, обладающие качеством ян, производят ян-структуры и ян-функции. В соответствии с качеством еды и питья, составляющих ежедневный рацион, меняется наше состояние - ежедневно и в той же пропорции. Еда и питье меняют качество крови и нервных реакций, что в результате приводит к изменениям в структуре организма в целом, а также к изменениям в отдельных функциях, что происходит за более короткий промежуток времени» (Микио Куши, 2001). Сходные факторы выделяют и специалисты по аюрведической медицине.

Существуют очень подробные разработки, того, как выглядят разные области лица и тела, в зависимости от своей иньскости или янскости: «Крепкие, рельефные кости свидетельствуют о крепком сложении - ян, а тонкие и слабые кости говорят о слабом и хрупком сложении - инь... Мягкие мышцы указывают на конституцию инь, им требуется больше жидкости, овощей и фруктов; плотные мышцы свидетельствуют о конституции ян, им нужно больше зерновых продуктов, бобов и животной пищи с большим количеством минералов» (Микио Куши, 2001).

В самом общем виде можно констатировать: «Нижняя область головы представляет верхнюю часть области тела (за исключением рта и ротовой полости, которые отражают состояние пищеварительной системы); средняя часть головы представляет среднюю часть области тела, а верхняя часть головы представляет нижнюю часть области тела. В соответствии с этим принципом каждая область лица указывает на определенный орган тела и его функционирование» (Микио Куши, 2001). В частности, щеки указывают на состояние легких, кончик носа представляет сердце, а ноздри - бронхи; левый глаз представляет состояние селезенки и поджелудочной железы, а правый - печени и желчного пузыря; область между бровями отражает состояние печени, лоб в целом - тонкого кишечника и т. п.

Теперь вернемся к проблеме зеркального отображения.

У всех людей во внешнем облике в той или иной степени представлена асимметрия: иногда несходство левой и правой сторон лица очень большое, иногда малозаметное. Тем не менее, оно обязательно есть (именно поэтому синтезированные изображения, получающиеся в результате простого зеркального достраивания лица, воспринимаются как неестественные и неприятные). Посмотревшись в зеркало, нетрудно эти асимметрии уловить. Учитывая вышеупомянутые корреляции внешнего и внутреннего, можно констатировать, что наличие асимметрий в представленности парных зон лица свидетельствует о существовании различий в функционировании внутренних систем, проецирующихся на эти зоны. Кроме того, на основании изучения особенностей внешнего облика можно сказать кое-что достаточно важное о параметрах организации и функционирования внутренних систем, проецирующихся на разные области лица. Поэтому то, что у человека, допустим, щека слева больше, чем справа, а скула справа выше, чем слева (или наоборот), что правая ноздря шире, чем левая (или наоборот), что левое веко имеет немного другой наклон, чем правое, - не случайность и не пустое, не заслуживающее внимания обстоятельство. Это внешнее выражение особенностей организации и функционирования соответствующих внутренних систем организма. А это значит, что по внешнему виду разных частей лица (в частности, по характеру представленных в нем асимметрий) можно судить не только о состоянии соответствующих систем организма, но и о том, каковы заложенные в них от природы потенции, какие свойства и динамики для них органичны, что для нормальной работы этих систем полезно, а что пагубно и т. п. Данный вывод подтверждается тем, что, как известно, квалифицированные специалисты традиционной медицины по лицу достаточно точно диагностируют состояние здоровья человека, уверенно выявляя сильные и слабые стороны, а также проблемные зоны организма.

Но если это возможно для взрослых людей (профессионалов), какие у нас основания считать, что дети, еще не утратившие огромное количество заложенных в человеке от природы потенций, не имеют той же способности? Почему мы отождествляем возможности детей с нашими и полагаем, что они (дети) - такие же, как мы (взрослые), только менее умелые? Что для них, так же как и для нас, лицо человека - лишь приятное дополнение к его богатому внутреннему миру? Почему мы думаем, что для них, как и для нас, внешний вид - и конкретно лицо человека - нечто изолированное, вызывающее внутренний отклик лишь в самой общей, недифференцированной форме: приятное - неприятное, красивое - некрасивое, и больше ничего?

Полагаю, что дети, подобно специалистам традиционной медицины, в результате восприятия внешнего облика человека способны получать информацию, так сказать, «внутреннего свойства», причем даже более обширную, чем взрослые специалисты, поскольку у последних она, во-первых, специфическая (касающаяся состояния здоровья), а во-вторых, основанная на возможностях распознавания происходящего в другом, присущих взрослому человеку. У детей же, как мне думается, эта информация может возникать в результате использования иных механизмов когнитивного освоения реальности: не аналитически-синтетического познавательного процесса, основанного на рассудочном изучении поверхностных особенностей внешнего облика, а вследствие мгновенного и непроизвольного эмпатийного схватывания-считывания глубинных параметров внутренних процессов, соответствующих внешним особенностям строения лица. В ходе эмпатийного схватывания воспринятое репрезентируется ресурсами интегральной телесности ребенка, при этом происходящее в другом переживается им (как и представителем примитивных культур) как «во-мне-самом-совершающееся». Иными словами, маленький ребенок, глядя на лицо другого, грубо говоря, ощущает, каков человек внутри, - причем не только в плане работы его внутренних систем. Получаемое ребенком знание, скорее всего, не дифференцировано и не специфицировано: подобно представителям примитивных культур, он чувствует другого как самого себя, переживает происходящее в другом как составную часть собственных внутрителесных процессов.

Итак, асимметрии лица глубоко неслучайны, они увязаны с особенностями организации и функционирования внутренних систем организма. А эти особенности, в свою очередь, определяют параметры физиологического, психического и энергетического состояния человека. Поэтому асимметрии лица информативны в отношении внутреннего мира, сущности человека. Маленький ребенок в отличие от взрослого не утратил способности спонтанно считывать эту информацию, отчетливо ощущая в себе самом многообразные пласты смыслов воспринимаемого в акте эмпатийного постижения.

И второе, на что хотелось бы обратить внимание: я-образ ребенка, если так можно выразиться, продлен в мир. Маленький человек имеет от природы, то, к чему призывают многие духовные традиции,- отказ от иллюзорного представления об изолированности своего я. Причем у ребенка это мироощущение - не результат сознательно принятого решения, упорной работы над собой. Это его непосредственное переживание неотделенности, неотграниченности от мира.

В плане понимания характера подобного мироощущения полезно вспомнить характеристику эволюционно раннего состояния человека, которая дается Э. Нойманном: «Маленький, немощный, много спящий, т. е. большей частью бессознательный, он плавает среди своих инстинктов подобно животному. Выношенный и рожденный великой Матерью Природой, взлелеянный ее руками, он, несмотря ни на что, предоставлен ей полностью. Он - ничто, мир - всё. Мир укрывает и кормит его, в то время как он сам едва ли чего желает или что-то делает. Ничего не делая, он инертно лежит в бессознательном, просто существуя в неисчерпаемом сумеречном мире, все его потребности легко удовлетворяются великим кормильцем - таково это раннее, блаженное состояние» (Нойманн, 1998). Безусловно, в этом отрывке речь идет о младенце, а не о ребенке, которого уже можно тестировать на предмет узнавания себя в зеркале. Тем не менее сама характеристика дает довольно хорошее представление о некоем базовом рисунке чувств-ощущений раннего детства, следствием которых является непосредственное переживание себя как чего-то не отделенного, не изолированного от мира. Совершенно очевидно, что в этом случае ощущение «я» и будет «продленным», выдвинутым в мир, охватывающим множество окружающих объектов (причем как одушевленных, так и не одушевленных).

Таким образом, можно говорить о двух аспектах я в самоощущении маленького человека: 1) как продленности, продолженности в мир, и 2) как той совокупности состояний, которая лежит в основе переживания происходящего в другом как в-самом-ребенке-совершающегося (хотя, разумеется, «я» и «другой» как понятия для него не существуют - есть некая целостная структура переживания, которая категориальным языком может быть описана с помощью подобных выражений). Итак, имеются в виду две формы внутренних ощущений, относящихся к эволюционно ранним стадиям когнитивного развития, на которых я-позиция еще не сформирована: одна связана с прочувствованием в себе другого, вторая, - с переживанием собственных внутрителесных процессов. Какая между ними связь и какая разница?

С уверенностью утверждать что-либо вряд ли приходится, поскольку детские впечатления относительно специфики переживания и чувствования происходящего у взрослого человека либо полностью утрачены, либо трудно восстановимы (за исключением, может быть, отдельных выдающихся личностей, подобных уникальному мнемонисту Шерешевскому). Но сделать одно предположение мне все-таки хочется. Я вижу возможность различного ощущения внутренних динамик в тех случаях, когда они связаны с восприятием происходящего в другом и когда они являются действительно собственными, в том, что, условно говоря, не-собственные инициированы извне, запущены не с-самим-ребенком-происходящим; тогда как собственные инициируются изнутри, направляются логикой внутренних потребностей. Возможно, поначалу это различие в самоощущении маленькому человеку достаточно сложно уловить, - ведь это этап, когда его «я» не локализовано, а переживание себя разлито, продолжено в мир и включает в себя окружающее. В нем происходит нечто как в ответ на переживания им состояния другого, так и в результате собственных внутренних процессов. Но полагаю, что со временем он приобретает навык различать эти нюансы.

Чтобы было нагляднее, представим себе «взрослую» ситуацию: в нас самих происходят некие внутренние изменения и в ответ на то, что мы столкнулись с определенной внешней ситуацией, и в результате собственных внутренних процессов (мы поели, мы спим, мы собираемся предпринять некие действия). Конечно, в обоих этих случаях мы будем ощущать изменения состояния в себе, но в первом они будут запущены происшедшим вне нас, во втором - нашим собственным намерением, потребностью, желанием. Следовательно, в первом случае вектор направленности ориентирован извне вовнутрь, во втором - изнутри наружу.

На мой взгляд, это различие динамик внутренних процессов не специфицировано относительно возраста: для ребенка оно будет существовать также, как и для взрослого. Но взрослый уже в состоянии отчетливо это осознавать, воспринимая некоторые свои действия как вынужденные, обусловленные внешней ситуацией, а не внутренней интенцией (именно такая вынужденность, обусловленность может провоцировать гнев, агрессию, раздражение, а может - радость избавления от ответственности: «А что я мог сделать?»).

Маленький ребенок в отличие от взрослого скорее всего, не сознает вынужденного характера собственных внутренних процессов, когда они идут как выражение состояния другого, и органичного, когда они направляются внутренними импульсами. Ведь в обоих этих случаях то, с чем он непосредственно имеет дело, - это процессы, разворачивающиеся в нем самом. Для него эти процессы - это он, это то, что ему дано, что ему непосредственно доступно. И с этим, на мой взгляд, может быть связано то, что, видя запачканный нос другого, он начинает трогать или тереть свой собственный, а не с тем, что он не имеет представления о «я». Имеет, просто оно иное, не то, что укоренено в мире взрослых.

Итак, в раннем детстве существует два варианта данности внутренних ощущений: 1) как результата переживания в себе происходящего в другом, 2) как инициированных собственными динамиками. И те и другие - внутренние процессы, идущие в личностном пространстве ребенка и представленные ресурсами его интегральной телесности (под интегральной телесностью я понимаю недуальную целостность ум-тело), поэтому совершенно адекватно они распознаются как собственные, как его. Тем не менее между ними существует важное отличие: первые - лишь слепок, калька с состояния кого-то другого. И в этом смысле можно предположить, что их проживание в себе либо неожиданно меняет течение собственных внутренних процессов (неожиданно - в смысле без внутренне обусловленных предпосылок), либо налагается как некий второй пласт на собственные динамики, которые, несомненно, никуда не исчезают при взаимодействии с внешним миром.

Поскольку у малыша представление о «я» разлито, распространено в мир и включает другого, он, видя пятно на носу матери или сверстника на видео, может пытаться устранять «грязь» со своего лица. В то же время видимое вовне - на другом - очень точно локализуется им в пространстве собственной телесности, именно поэтому в ответ на увиденное он трет нос, а не ногу или руку. Иными словами, телесное ощущение-чувствование себя совпадает у него с физическими границами тела и является вполне адекватным (ребенок не пытается тереть нос третьего лица или вытирать посторонние предметы). Тогда получается, что телесное я локализовано у него в физическом теле, тогда как понимающее, ощущающее я разлито в мир, включая в себя другого. Поэтому в экспериментах на прохождение теста отметки малыши реагируют вытиранием собственного лица не только на восприятие своего зеркального изображения, но и на восприятие лица другого (будь то мать, будь то сверстник на видео).

Но почему на определенном этапе когнитивного развития способность узнавать себя в зеркале формируется? Что должно измениться в мироощущении ребенка, чтобы узнавание зеркального образа как «я» стало возможно?

Вернуться в блог