Образы женского. Клинический и психопатологический подход

Аннотация

Что значит «быть женщиной?» Чего хочет женщина? Какова природа женственности? При ответе на эти вопросы автор книги, французский психоаналитик Уари Майди, опирается на введенное Фрейдом понятие психической бисексуальности. Фемининность понимается им как теоретический и клинический концепт, представляющий тип психического функционирования, при котором главенствующая роль отводится негативному нарциссизму, немощности и катастрофизму.

Фемининность и некоторые ее образы изучаются в тесной взаимосвязи с наиболее значимыми темами, такими как травматическое соблазнение, нарциссизм, мазохизм, депрессия, горе и меланхолия, защитная функция ипохондрической и паранойяльной организации.

---

Содержание

Предисловие
Глава 1. Загадка фемининности
Фемининность и женственность
Ненависть к женскому началу (гинофобия)
Фрейд и женщина
Чего хочет женщина?
Фемининность по Фрейду, Винникотту и Лакану
Фрейд: фаллоцентризм сексуальности
Винникотт: «чистые» фемининность и маскулинность
Лакан: примат фаллоса
Глава 2. Фемининность и кастрация
Психическая бисексуальность
Маскулинность—фемининность, активность—пассивность
Нарциссическая фемининность
Женский нарциссизм
и травматическая гомосексуальность
Сидони: «молодая гомосексуалистка»
Анализ Фрейда
Позиция Лакана
Эстетическая встреча
Фемининность в наследство
Наташа
Полина
Глава 3. От чувства вины за свою фемининность к фемининной природе чувства вины
Жюли: «Как будто это я виновата в том, что родилась!» Надя: «Вы не можете мне помочь»
Ольга: «У меня ничего не получается в жизни»
Глава 4. Фемининность и виктимность
Травма и соблазнение
Женщина-жертва (feminam hostia)
Жертва и закон
Жертвенная фемининность и сакральное
Эдип — жертва отпущения?
Виктимология и структура личности
Бодлер и фемининный мазохизм
Фрейд и понятие жертвы
Жертва и ее невинность
Жертва как мученик бессознательного
Глава 5. Фемининность и меланхолия
Патологическое горе и боль матери,
преисполненной горечи
Меланхолия и первичная нарциссическая травма
Патологическое горе и меланхолическая организация
Меланхолия и судьба
Потеря и вина
Суицид, аутосадизм и меланхолия
Материнская страсть
Горе, меланхолическая жертвенность и фемининность
«Демоничность» фемининности: истерия и меланхолия
Меланхолические терзания: ни жить, ни умереть
Фигура двойника и нарциссическая связь
Глава 6. Можно ли быть невиновным,
если любишь преступника?
От любви до ненависти
Взаимосвязь между любовью и ненавистью
при преследовании
Госпожа Е.: «Любить — это больно, поскольку грех должен быть искуплен распятием ради другого»
Нарциссизм, фемининный мазохизм и паранойя
Любовь в преследовании, любовь к преследованию Ненависть к отцовской кастрации
Ненависть к маскулинно-дьявольскому как замена отца Побои и наслаждение, или Мазохистское удовольствие фемининности
Глава 7. Фемининность и судьба
Тело судьбы и судьба тела
«Я оступилась»: злая судьба или проклятие от рождения?
Нарциссическое негативное исключение
Судьба и мать
Судьба трансплантации: решение и/или проблема
Двойственность дара, долг и чувство вины
О негативной терапевтической реакции
Сублимация: убежище от предназначенного судьбой?
Глава 8. Фемининность и ипохондрия
Ипохондрия и меланхолия
Ипохондрия как актуальный невроз
Транснозография: ипохондрия/психоз
Фемининный мазохизм, нарциссизм и ипохондрия
Первичная гомосексуальная связь и ипохондрия
Жюстин: «Я больше не могу быть собой»
Софи, или Ненависть матери
Глава 9. Паранойяльная фемининность
Пассивация и феминизация Шребера
Нарциссическая фемининность и паранойя
Параноик как «подлинная» жертва
Соблазнение, фемининность и паранойя
Фемининный мазохизм и паранойя
Проекция и идеи преследования при паранойе
Форклюзия Имени Отца по Лакану
Первичная гомосексуальная ненависть и паранойя
Соблазнение, фрустрация, запугивание и паранойяльная фемининность
Даниэль
Когда при преследовании худшее ожидает в будущем
Трансформация, разделение и раздвоение себя Потеря логики и логика потери
Похищение мыслей и потеря идентичности
Тело слышит
Тревога оказаться «позабытым-позаброшенным»
Фемининный мазохизм и преследование
Соматическая форма паранойи
Дьявольское ядовитое зловоние в теле параноика
Тревога потери знать/иметь
Рассыпанное (диссеминированное) тело
«Нужно умереть, чтобы жить»
Регрессия, кастрация и анальный эротизм
Дар жертвенности, мазохизм и мегаломания
Фемининность или «сакрификсация» (засп/гхюп)
Глава 10. Фемининный мазохизм
Руссо и фемининный мазохизм
Мазохизм и сны о наказаниях
Желание неудовольствия
Садомазохизм при неврозе навязчивых состояний
Моральный мазохизм, необходимость в наказании и бессознательное чувство вины
Активный мазохизм: негативность в терапии и в жизни
Фемининный мазохизм как негатив садизма
Мазохизм и нарциссический садизм, интроецированный или аутообъектальный
Возвращение первичного мазохизма
В двух шагах от неудовольствия: наслаждение
Вынужденное повторение, принцип неудовольствия и влечение к смерти
Меланхолия, или Мазохизм смерти
Мазохизм смерти и обособление влечения
Мазохизм жизни, или Примат морального сознания и эроса
Заключение
Литература

---

Предисловие

Представлять издание, посвященное вопросу фемининности и женственности, – задача всегда трудная.
Читатель может быть справедливо удивлен. При разговоре на столь «раздражающую» тему, как обозначил ее Фрейд в своей 33-й лекции «Женственность», велик шанс услышать в ответ нечто «недружелюбное» (Freud, 1933a). Лекция была записана им в 1933 г., и именно в этом, одном из важнейших произведении Фрейда женственность названа «темным континентом», а о проблеме фемининности говорится как о «темной и неясной». Что такое женщина? Что означает «быть женщиной»?

Женщине трудно дать определение посредством слов или образов, упрощающих ее суть или устанавливающих для нее определенные рамки, как, например, «красивая» или «красота» (Maïdi, 2012).
Но так ли уж невозможно сделать это? Или все-таки есть в женщине нечто недоступное для описания словами, что-то «невыразимое» и неопределимое, некое «я-не-знаю-что»? Ведь женщина – это и не эмоция, и не опыт, не невыразимое блаженство, а «реальность».

И, как правило, эта реальность женщины характеризуется в первую очередь специфичностью, уходящей своими корнями в особенности женского тела. Фрейд говорит о пассивной функции, но то, что является наиболее важным и определяющим для женщины, – ее тело с «незаполненной пустотой», ее «активная восприимчивость» – все это решительно расходится с представлением о пассивности. Согласно одной из наиболее распространенных точек зрения, решающую роль в понимании женственности играют социальные критерии, такие, например, как функции и качества, традиционно считающиеся типично женскими в той или иной культуре (месте, времени, стране). Эти критерии женственности передавались от поколения к поколению путем сознательного или бессознательного инвестирования девушек не только родителями, но и их окружением, создававшим фантазм, с которым она себя идентифицировала.

Действительно, мы являемся тем, что из нас сделали. Помимо физической реальности, в которую вписана женщина, существует еще культ «женского идеала», а также известный миф о «вечной женственности», сводящий воедино различные воображаемые женские образы (мать, дева, земля, природа, родина-мать и пр.).
Миф о «вечной женственности» загоняет женщину в ловушку труднодостижимого идеала, и вот уже под сомнением оказываются и субъективность женщин, и специфические особенности их положения
.
Так, например, Фрейд обсуждал положение, согласно которому психические различия между мужчинами и женщинами идут от анатомических различий, определяющих совершенно разное направление их развития. Фрейд облек свою идею, которую он очень ценил, в краткую и образную формулу: «Анатомия – это судьба», перефразировав знаменитый афоризм Наполеона Бонапарта. Именно судьба – для того, кто с рождения наделен той или иной особенностью своей половой анатомии.

В моей книге «Рана и нож» (Maïdi, 2003) я также делал акцент на том, что «тело – это судьба» (Maïdi, 2000). Действительно, если анатомо-физическая целостность, характерная для тела, уникальна и не передается по наследству, то само тело может рассматриваться как абсолютное и фундаментальное наследство, определяющее жизненный путь личности. Итак, судьба, если так можно выразиться, уже заложена. Она дотелесная и посттелесная, поскольку не только судьба «придает форму» телу, но и само тело со всеми своими особенностями тоже влияет на «судьбу» субъекта.
Тело «судьбоносно», но оно же и есть судьба, поскольку, если опустить вопрос о различиях, связанных с принадлежностью к тому или иному анатомическому полу с его физическими особенностями, само тело накладывает свою неотвратимую печать на весь жизненный путь. Эта «судьба» определена весьма приблизительно, и она, конечно, не предписывает конкретный жизненный путь раз и навсегда.

Постоянно подвергаясь изменениям в процессе взаимодействия с окружающей средой, судьба подчинена влиянию окружения и его ожиданиям. И здесь мы говорим об окружении не только аффективном, но и общественном. Всю свою жизнь человек не перестает снова и снова вопрошать свою судьбу, а иногда даже и восставать против нее. Можно ли тут сказать, что люди часто идут против самих себя (или же навстречу себе)?

Некоторые авторы, в частности Жан Лапланш, ставя во главу угла фантазм, подвергали сомнению биологическое «заблуждение» Фрейда, считая, что Фрейд ставил на первый план прежде всего анатомическую разницу, хотя при этом он отстаивал также фундаментальную идею психической бисексуальности (Laplanche, 1993a).
Правда и то, что за пределами анатомического «фемининность» противопоставляется маскулинности. Мы можем это увидеть, например, в даосизме и «восточном» мировоззрении, где такое противопоставление присутствует как «принцип». Такого же разделения придерживался и Юнг, противопоставляя анимус и аниму.

Наша эпоха, особенно после феминистских выступлений 1968 года, поднимает все больше вопросов о равенстве полов в контексте их социальных, профессиональных, политических и других прав, однако никто при этом не отрицает их отличия.

Тема специфичности полов постоянно возникала как в обыденной жизни, так и в научном дискурсе. Все, что близко соприкасается с архаической тематикой различия полов, затрагивающей проблематику сходного и различного, по настоящий день продолжает оставаться для многих неразрешимой загадкой. Фрейд напрямую заговорил о различии полов и сексуализированной идентичности. Однако надо заметить, что эти теоретические разработки Фрейда, несмотря на регулярность их пересмотра и внесения в них изменений, вызывали и по сей день продолжают вызывать множество возражений и споров, являясь яблоком раздора для психоаналитиков.
«Конфликты» и даже зависть, вызываемая разницей полов, существовали во все времена. Это послужило причиной того, что мужчины и женщины строили фантазии о предполагаемых преимуществах «другого тела». Само собой разумеется, что эти фантазии всегда были пропитаны чувством обделенности и лишенности этих так называемых преимуществ (Cournut-Janin, Cournut,
1993).

Как следствие, антагонизмы, свойственные каждому из анатомических полов, порождают представления о том, что для женщины «сила» мужчины является его «слабостью», а для мужчины «слабость» женщины – это ее «сила» (Cournut, 2006).
Рассмотрим следующий пример. В традиционных системах репрезентаций образ женщины преимущественно ассоциировался с непрерывным наслаждением. Так, женщина часто изображается полностью охваченной наслаждением и даже сверхнаслаждением. Женщине приписывали власть, немилостивую и злосчастную, высокомерную гордыню (гибрис), и наделяли ее характер качествами неумеренности, дерзости, нарочитой чрезмерности. Эта идея идет от прародителей и принадлежит к архаической мысли. Ее можно встретить в классической античной мифологии и сказках.

Так, например, Тиресий, слепой прорицатель из города Фивы, который, согласно легенде, пережил «преимущество» опыта двух полов, утверждал, что если бы наслаждение от любви состояло из десяти частей, то только одна из них доставалась бы мужчине, тогда как женщина получала бы девять остальных. Эту же идею можно встретить в различных эпосах, например в сказке «Тысяча и одна ночь», где встречаются завораживающие аллегорические рассуждения типа: «как желание у женщин намного сильнее, чем у мужчин, так и женский ум гораздо быстрее улавливает послание прельщающих органов» (David, 1973, p. 24).

В этом же направлении следовала и фрейдистская мысль. Даже такое значительное открытие, как психическая бисексуальность, сопровождается уточнением, что последняя «у женщины проявляется гораздо отчетливее, чем у мужчины» (Freud, 1931, p. 141).
Стоит также отметить связь между «загадкой фемининности» и проблемой «таинственных мазохистских тенденций». В своей работе я хотел прежде всего уточнить и развить некоторые «образы», обозначения или выражения фемининности, которые можно встретить как у женщины, так и у мужчины. Фемининность, как клинический и метапсихологический концепт, не должна рассматриваться как замена или эквивалент женского.
Между тем сам концепт фемининности лежит в основе понятия «женщина», и именно он является ключом к пониманию смысла, а также общих и самых таинственных репрезентаций, связанных с женщиной. Именно поэтому я посчитал нужным посвятить эту книгу загадке фемининного, вопросам кастрации, «фемининности женщины».
В последующих главах фемининность и некоторые ее образы будут изучены более детально, особенно там, где они близко соприкасаются с такими важными темами, как травматическое соблазнение, нарциссизм, депрессия, горе и меланхолия, защиты, а также ипохондрическая или паранойяльная организация.
Вот, собственно, то, что мне хотелось изучить и что я попытался понять с теоретической и клинической точек зрения. Также в книге можно встретить некоторые мои клинические наблюдения, представленные в форме диалога между теорией и практикой.

Глава 1
Загадка фемининности

Фемининность и женственность
Фемининность как понятие включает представления о детстве, слабости, пустой полости или вместимости, кастрации, «активном» принятии. Она изначально, по сути своей, обладает качеством рецептивности. Фемининность прочно связана с функцией относительной и неполной пассивности – так же как и с функцией принятия (в себя) объекта. Традиционно изображение фемининности в культурном и религиозном плане соотносится с воспринимающим, незаполненным объектом, «немощным сосудом», даже если «хрупкость» сосуда не подразумевает автоматически некой уничижительно-пренебрежительной коннотации. «Хрупкость» никоим образом не умаляет ценности объекта. Напротив, «хрупкость» может даже увеличить ценность объекта.

Однако не стоит забывать и гораздо более древний культ, относящийся к доисторическому периоду и существовавший задолго до того, как воцарилась фаллократия. Это культ богини-матери, впоследствии вытесненный богами-фаллократами. В подобных культах образ женщины был привязан к материнству, которое, в свою очередь, связывалось с фертильностью, плодородием (и, соответственно, со сбором урожая). Такие статуэтки, как «Венера Леспюгская», представляют женский образ не как нечто полое внутри, а, скорее, как наполненное, с округлыми и выступающими формами. И возникает вопрос: можно ли рассматривать статуэтки Венеры Леспюгской как архаическую репрезентацию принципа жизни, самого источника жизни, репрезентацию, позже соединенную с фаллическим началом? Жизни, происходящей от семени или от той, которая превращает семя в плод? («Благословен Иисус, плод чрева твоего», – сказано в приветствии Архангела Гавриила «Богородица Дева, радуйся»). В этой связи евангельский сюжет о Деве Марии, рисующий образ чистой, непорочной матери, зачавшей без сексуального акта, представляет интерес как христианская трактовка фигуры богини-матери.

Отметим, что ставшая общепринятой фаллократия послужила отправной точкой при объединении Фрейдом в 1905 г. комплекса кастрации с тем, что он назвал Penisneid – «зависть к пенису» (Freud, 1905a). Впоследствии эта идея получила широкое признание. И, на сколько мне известно, с тех пор и до сегодняшнего дня ни одним психоаналитиком всерьез не рассматривалось и даже не упоминалось противопоставление «зависть к пенису» – «зависть к матке» (Uterusneid).

Идеи фаллоцентризма с завидным постоянством можно наблюдать в теологической, философской и даже психоаналитической мысли. Древнее представление доминирующего фаллоса появилась задолго до фаллократической психоаналитической концепции. Итак, все началось с мужчины. Мужчины, демонстрирующего маскулинность и в то же время несущего в себе фемининность.
В библейском повествовании говорится о том, как по велению Божию появилась женщина, отделившись от тела мужчины (а не была «рождена» мужчиной).

«И навел Господь Бог на человека крепкий сон; и, когда он уснул, взял одно из ребер его, и закрыл то место плотию.
И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену, и привел ее к человеку.
И сказал человек: вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей; она будет называться женою, ибо взята от мужа (своего)»
(Бытие, глава 2, стих 21–23).

Книга Бытия называет мужчину первым из людей, указывая этим на вторичность происхождения женщины. Действительно, если строго следовать тексту книги Бытия, то первый мужчина не происходит от женщины. Это женщина происходит от мужчины. Следовательно, не мужчина был создан для женщины, а женщина создана из мужчины и для мужчины. Согласно этой точке зрения, женщина некогда была частью тела мужчины, «плотью от плоти» его. Таким образом, изначально, с древних времен, прямо и открыто говорилось о главенстве мужчины над женщиной, о доминировании маскулинности над фемининностью.

Потребовалось совсем немного времени, чтобы специфичность полов заявила о себе в приписывании большей важности «иметь», а не «быть», в доминировании «обладать» над «являться». Другими словами, «иметь» и, наоборот, испытывать лишенность и недостаток превращаются в знак различия, передающий экзистенциальный смысл. Если употребление в речи мужского или женского рода и не отсылает нас прямо и непосредственно к анатомическим половым органам, то последние, тем не менее, играют особую и важную роль при различении одного тела от другого в их первозданном, обнаженном виде.

В культуре монотеистических религий женщина, которой приписывается «проступок» и первородный грех, изначально была приговорена к двум наказаниям: «Ты будешь рождать в боли» и «Ты будешь в подчинении у мужчины». С незапамятной древности считалось, что «быть женщиной» и «согрешить» – явления одного порядка. Что же касается преследования женщин, то оно было широко распространено уже в Средние века и происходило с жестокостью, не имеющей аналогов в истории.

Даже привлекательная внешность женщин, равно как и ее «приукрашивание», яростно запрещались, отметались прочь и объявлялись источником всех бед. Осуждение проповедниками Средневековья (XIII–XV вв.) заботы женщин о своей красоте было решительным и бесповоротным. Если преследование за моральные качества могло завершиться прощением, то обычай женщин приукрашивать свое лицо, подчеркивая его красоту, не только порицался, но и не считался заслуживающим прощения. Подобная средневековая нетерпимость демонизировала украшение женщины, считая его вредным и неотделимым от разврата. В течение долгого времени считалось, что физическая красота толкает на «дьявольское» и «лукавое».

Ненависть к женскому началу (гинофобия)

Яростные гонения только укрепляли ненависть к женственности, и именно поэтому знаменитый трактат 1486 г. «Молот ведьм» стал в некотором роде библией фаллоцентризма (Kramer, Sprenger, 1486). Речь идет о трактате, служившем руководством к действию на протяжении многих десятилетий. Он был сочинен в 1484 г. францисканскими монахами Яковом Шпренгером и Генрихом Крамером и одобрен папой Иннокентием VIII. Благодаря этой книге тысячи невинных женщин были объявлены «ведьмами» и приговорены к сожжению. Неизвестно ни одного случая, когда утверждения этих «теологов», публично известные и широко цитируемые, бы ли бы подвергнуты сомнению. Они писали: «Чем же другим является женщина, как не врагом дружбы, неизбежным наказанием, необходимым злом, естественным искушением, вожделенным бедствием, домашней опасностью, сладостным предрассудком, раскрашенным красивыми красками… Надо подчеркнуть, что при образовании тела первой женщины имел место изъян, поскольку она была создана из ребра, то есть из части, извлеченной из грудины, которая изогнута так, как если бы была вывернута наизнанку относительно мужчины. И поскольку за счет этого недостатка женщина является несовершенным живым существом, она постоянно обманывает… Ответив змею, Ева показала, как мало было у нее веры в Слово Божие. На это указывает этимология ее имени: femina состоит из fe (вера) и minus (минус, меньше) – ведь она всегда оказывается слабой там, где необходимо исповедовать веру и хранить ее» (Kramer, Sprenger, 1486, p. 43).

Мишле (Michelet, 1862) в своей книге о ведьмах, которую можно было бы назвать протофеминистской, предпринял попытку реабилитировать эти создания и дедьяволизировать их.
Далее, чтобы попытаться понять проблематику и концепт фемининности, нам будет необходимо обратиться к философской мысли.
Сёрен Кьеркегор, в значительной степени вдохновивший Лакана, в своем знаменитом тексте In vino veritas (Kierkegaard, 1999, p. 65) с едкой насмешкой сформулировал идею женской чужеродности, использовав выражение «так называемая женщина» (Lacan, 1972–1973). Кьеркегор задается вопросом не о том, чем же является женщина, а о том, что в действительности означает быть женщиной.

Согласно Кьеркегору, женская особь сталкивается с трудностью даже в определении своей сути при ответе на вопрос: «Как становятся женщиной?». Не будучи заданной изначально,  фемининность формируется постепенно. Для Кьеркегора женщина прежде всего объект фантазма, что близко по смыслу к знаменитому выражению Симоны де Бовуар: «Женщиной не рождаются, ею становятся».
В свою очередь, идеи Артура Шопенгауэра (Schopenhauer, 2002) и Фридриха Ницше (Nietzsche, 1989) во многом повлияли на Фрейда в его усилиях понять то, что он в итоге назвал «загадкой фемининности» (Makari, 1991).

Для Шопенгауэра женщина – это не только «воля», но также еще и «второй пол – sexus sequior», вторичный во всех сферах и проявлениях.
Что же касается Ницше, то он сравнивает женщину с истиной, «которая создана так, чтобы не дать увидеть, на чем она основана». Для философа-мужчины истина настолько же необоснованна, естественна и непознаваема, как и сама женщина, объект его желания. Ницшеанская метафора «женщина как истина» перекликается с иного рода символизмом, на этот раз однозначно пренебрежительно-уничижительной окраски. Речь идет о Баубо – вульгарном демоне греческой мифологии, изображавшемся в виде женских гениталий. По мнению Ницше, женщина воплощает таинственные и иррациональные силы.