Top.Mail.Ru
Барбара Прайтлер. Бесследно пропавшие... Психотерапевтическая работа с родственниками пропавших без вести читать онлайн

Барбара Прайтлер. Бесследно пропавшие... Психотерапевтическая работа с родственниками пропавших без вести

Содержание



  • Благодарности
  • Предисловие

I. Скорбь как реакция на утрату



  1. Утрата без прощания
  2. Развитие человека в социальную личность
  3. Переживание потерь в детстве
  4. Скорбь и процессы скорби
  5. Скорбь нуждается в выражении, свидетелях и ритуалах
  6. Новые социальные роли после утраты

II. Социальные последствия насильственных исчезновений



  1. Пенелопа ждет Одиссея – разлука, связанная с неизвестностью, как извечная проблема
  2. Последствия войн: «пал на поле боя», «пропал без вести»
  3. Насильственные исчезновения – разновидность целенаправленного террора
  4. Насильственные исчезновения во время Холокоста
  5. Насильственные исчезновения вследствие террора и войн
  6. Насильственные исчезновения как систематическое нарушение прав человека
  7. Исчезновение беженцев
  8. Структурное насилие и пропавшие дети (Индия)
  9. Исчезновения вследствие природной катастрофы (на примере цунами 2004 года)

III. Коллективные стратегии преодоления



  1. Матери Пласа де Майо как модель для других подобных объединений
  2. Международные сообщества
  3. Комиссии по установлению истины
  4. Необходимость признания пропавших без вести погибшими
  5. Эксгумации – потребность в достоверности
  6. Символические и виртуальные мемориалы
  7. Требование справедливости
  8. Признание непримиримости
  9. Чувство согласованности и устойчивости

IV. Психотерапия с травматизированными клиентами



  1. Социальные, культурные и политические условия травматерапии
  2. Надежные психотерапевтические отношения
  3. Взаимодействие медицины и психотерапии
  4. Психотерапия и консультирование при помощи переводчика
  5. Последовательная травматизация
  6. Психотерапевтический процесс
  7. Перенос и контрперенос

V. Индивидуальные реакции на насильственные исчезновения



  1. Между поиском, отчаянием и обреченностью
  2. Тоска по пропавшим без вести – желание быть снова с ними
  3. Избегание
  4. Агрессия и гнев
  5. Трудность установления новых отношений
  6. Сопротивление по отношению к невыносимому
  7. Психосоматика как символизация и форма связи с событиями
  8. Нарушения пищевого поведения
  9. Тревога и страх как формы связи с событиями и нежелания в них поверить
  10. Отложенные ритуалы

VI. Семьи и насильственные исчезновения



  1. Перенимание ролей
  2. Дети как носители симптомов
  3. Регрессивное поведение
  4. Желание защитить детей
  5. Агрессия по отношению к более слабым членам семьи
  6. Взаимоподдержка детей
  7. Испытание для супружеских отношений
  8. Психосоциальная работа с пострадавшими семьями

VII. Психосоциальная работа с сообществами пострадавших от насильственного исчезновения



  1. Психологическая поддержка в разгар кризиса – небольшое пособие
  2. Долгосрочные программы для целых сообществ

VIII. Если пропавший без вести возвращается



  1. Фазы скрытой скорби и завершение отношений
  2. Очередное насилие и новые травмы вследствие возвращения
  3. Утраченные и завершенные отношения
  4. Необходимость научиться понимать и принимать время разлуки
  5. Новый старт отношений

IX. Самопомощь для профессионалов



  1. Распознавание контрпереноса
  2. Формы самопомощи
  3. Формы организованной психогигиены




Бесследно пропавшие... Психотерапевтическая работа с родственниками пропавших без вести







Переживание потерь в детстве


У детей, чья привязанность к их первичным близким людям нарушена либо разрушена, развиваются различные симптомы: во многих ситуациях они демонстрируют слишком острые реакции и переносят неуверенность и страх с большим трудом. Их реакции варьируются от моторной гиперактивности до депрессивного ухода в себя.


Горюющие дети недоверчивы и «цепляются» за оставшихся близких - прежних и новых. Они почти не участвуют в играх со сверстниками, стесняются вступать в новые социальные контакты (van der Kolk, 1987).


Р. Шпитц (Spitz, 1967), а затем М. Малер (Mahler, 1975) и Дж. Боулби (Bowlby, 1973) описали последствия, которые несет детям расставание с матерью. Если разлука с ней либо с другим близким человеком длится слишком долго, это воспринимается как нечто непереносимое и переживается как травма.


Дети считают себя центром мира. Но это означает также и то, что они считают себя виновниками всего, что происходит в их жизни, и порой страдают от тяжелого чувства вины. Если «исчезает» один из родителей, то ребенок может нафантазировать, что это наказание, и после совершенного им покаяния мать или отец вернутся. Фантазии о наказании могут вселять в ребенка еще больше неуверенности и мучить его:


«Он мог бы подумать, что его наказывают за плохое поведение и что близкие собираются его бросить» (van Dexter, 1986, с. 161).




Бесследно пропавшие... Психотерапевтическая работа с родственниками пропавших без вести







Детские стратегии совладания с горем


Реакции детей на потерю близкого человека различны в зависимости от их возраста. Краткий обзор таких возрастных реакций, который представляет интерес также и в контексте насильственных исчезновений, дает Джэнис ван Декстер (van Dexter, 1986). Она предлагает следующую классификацию:


Дети в возрасте от 4 месяцев до 2-2,5 лет реагируют продолжительными симптомами стресса, в то время как 2-5-летние уходят в регресс. Это проявляется прежде всего в «цеплянии» и в таких просьбах, которые невозможно удовлетворить.


Это описание совпадает с тем, что я постоянно слышала в разговорах с женщинами в лагерях беженцев в Шри-Ланке. Например, одна женщина, которая взяла к себе свою племянницу, рассказала, что не может оставлять ее одну, поскольку девочка постоянно нуждается в том, чтобы тетя была рядом. Мать девочки погибла при одной из бомбежек, а отец пропал без вести. Женщины в лагерях беженцев рассказывали о такой форме регресса и в связи с детьми более старшего возраста - до 12 лет.


Как следующую ван Декстер называет группу 5-8-летних. В этом возрасте когнитивные способности детей уже развиты достаточно, чтобы осознать потерю. При этом дети могут скрывать свои чувства и слезы, чтобы не выбиваться из группы сверстников. Именно данному возрасту особенно свойственны фантазии отрицания нежелательной действительности - «все это неправда, и любимый человек жив». Если близкий пропал без вести, подобные фантазии еще больше препятствуют скорби.




Бесследно пропавшие... Психотерапевтическая работа с родственниками пропавших без вести







Дети в возрасте примерно 8-12 лет часто реагируют шоком и отрицанием. В таком возрасте смерть уже доступна пониманию.


«Теперь ребенок ощущает угрозу смерти. Не исключено, что он сопротивляется общению со взрослыми. А может быть, он пытается вести себя как взрослый в своих попытках победить боль и горе от потери и свою беспомощность. Часто в этой возрастной группе скорбь проходит незаметно, особенно если ребенок старается не демонстрировать свои чувства, а остается замкнутым, пока со временем он не признает свою печаль и горе» (Van Dexter, 1986, с. 160).


К описанным формам поведения нужно отнестись серьезно, особенно если ребенок потерял одного или обоих родителей во время политических волнений. Тем более, если близкий человек пропал без вести, - в этом случае ситуация усугубляется неизвестностью и отсутствием безопасности. Общая нестабильность и неопределенность ситуации вкупе с политизацией скорби ведет к тому, что взрослые уделяют мало внимания детям, реакция которых внешне спокойна и малозаметна. Из-за их взрослого поведения и они сами, и их потребности игнорируются.


В заключение ван Декстер описывает группу подростков, которые демонстрировали именно такое - зрелое и сдержанное поведение.


«Если подросток не в состоянии горевать открыто, он может делать это через преувеличенно-взрослое поведение: идентификацию с умершим человеком; депрессию и замыкание в себе; слишком сексуальное или вызывающее тревогу поведение, предназначенное, чтобы не только привлечь внимание, но и снять напряжение, - а также через самонаказание и иногда замещение умершего» (там же).


В этом, возможно, состоит объяснение того, почему в странах, где идет гражданская война, подростки так легко рекрутируются в солдаты.




Бесследно пропавшие... Психотерапевтическая работа с родственниками пропавших без вести







Описанное ван Декстер базируется на ее работе со скорбящими детьми в школе. Она создает модель того, как учителя могут поддерживать и помогать таким детям. Главное в этой модели, чтобы в этот период неизвестности и нестабильности школа являла собой островок безопасности. Это означает, в частности, что ребенок должен продолжать соблюдать школьный распорядок дня, включая обязательное посещение и выполнение всех заданий. То, что ребенок хорошо знаком с этим распорядком, обеспечивает ему чувство надежности и стабильности. Помимо этого, однако, ван Декстер подчеркивает, что учителя должны быть особенно внимательны к этим детям и обеспечить им пространство и время для их скорби.


«Ребенок должен быть уверен в том, что его любят, и что сам он нормален» (там же).


Последовательная травматизация (Ханс Кайльсон)


Работа Ханса Кайльсона (Keilson, 1979) о последовательной травматизации у детей является во многих отношениях основополагающей. Автор показывает, что травма не может пониматься как отдельное, единичное явление. На самом деле это процесс, который проходит несколько стадий, и психологическое понимание травмы невозможно без учета всей этой последовательности.


Кайльсон провел в Нидерландах длительное систематическое исследование выживших в Холокост евреев, которые во времена нацизма, будучи детьми, были разлучены со своими родителями. При этом он создал модель, основанную на трех главных стадиях травматизации:


Предтравматическая стадия, которая уже характеризуется значительным ухудшением ситуации, в которой находится ребенок, и первыми гонениями.


«В этой фазе - все страхи, происходящие от полного разрушения правовых норм, внезапной обязанности носить желтую звезду и становящегося все более жестким преследования (достигшего высшей точки в облавах и депортациях), от посягательства на достоинство и неприкосновенность семьи, уничтожения экономических основ существования, помещения в гетто, ужасного ожидания приближающихся зверств, неожиданного исчезновения близких, знакомых, друзей, товарищей по играм и школе... одним словом - от тотального разрушения хорошо знакомого окружающего мира» (Keilson, 1979, с. 56f).


Вторая, собственно травматическая стадия наступала тогда, когда эти дети скрывались, будучи оторванными от родителей, либо находились уже в концлагере.








«В этой фазе травматогенные факторы проявляются более явственно... Наряду с прямой угрозой для жизни, полным бесправием, нахождением человека во власти враждебного окружения, она характеризуется также длительной стрессовой нагрузкой от лишений, голода, болезней. Кроме того, здесь присутствуют психологические переживания „общей опасности“, такие как физическое и моральное истощение, разрушение социального поведения, особенно в сравнении с установленными культурой нормами - все, что возникает вследствие столкновения с террором, смертью и бесчеловечной эксплуатацией» (там же, с. 57).


И наконец, время после краха нацизма Кайльсон описывает как посттравматическую стадию. После войны дети должны были либо вернуться в свои родительские семьи, либо интегрироваться в общество в какой-либо иной форме.


«Но они „возвращались" уже совсем в другой мир - не тот, который они вынужденно покинули. Угроза жизни исчезла, принимались меры по их реабилитации - дети и молодые люди столкнулись со множеством задач, которые необходимо было решить, чтобы вернуться к прежним условиям жизни, притом что между ними и другими людьми пролегла бездна, возник огромный пробел в их знаниях и вообще мир кардинально изменился. Часто это вело к усилению конфронтации с пережитыми травмами, а вследствие этого к дальнейшему повреждению психики» (там же, с. 58).


Кайльсон разделил исследуемых детей на шесть возрастных групп, исходя из предположения, что влияние разлуки с родителями и последующее выживание в опасных для жизни условиях будут различными в зависимости от фазы развития ребенка.


В первых двух группах маленьких детей (0-18 месяцев и 1,5- 4 года) превалировало невротическое развитие характера с трудностями установления контакта и личной и социальной неуверенностью. Дети же старше 4 лет страдали от хронически-реактивных депрессий. У большого числа детей препубертатного возраста (10-13 лет) развился тревожный невроз. Цифры здесь были столь значительны, что Кайльсон классифицировал это как специфически возрастную реакцию. Эмоциональные нарушения, конфликты лояльности и идентичности, а также различные формы нарушения скорби были замечены во всех возрастных группах.


Даже лицам, которым удалось интегрировать травматические события, связанные с разлукой с родителями, было сложно справиться с определенными ситуациями в их дальнейшей жизни.


«Одной из таких - повторяющихся - сложных ситуаций у участников исследования был, например, период их жизни, когда они достигали возраста своих родителей в момент расставания. Последующие наблюдения показали, что время после рождения ребенка также является моментом, когда воспоминания о собственной матери и идентификация с ней достигают наивысшей эмоциональной остроты» (там же, с. 268).


Согласно клинической части исследования Кайльсона, его участники, независимо от возраста, в котором они расстались со своей семьей, испытали в третьей (посттравматической) фазе одну и ту же форму принятия в патронатные семьи.


«Из клинической части становится ясно, что то, как в третьей стадии дети-сироты были приняты в семьях, не связано с возрастом. Это имеет силу в одинаковой степени как для не еврейской, так и еврейской среды» (там же, с. 326).








Прием в семью (независимо ни от возраста, ни от религии новых родителей) характеризуется появлением новых фигур привязанности, дающих детям ощущение безопасности и защищенности. Из этого можно сделать вывод, что для детей какого бы то ни было возраста, травматизированных отлучением от родителей, прием в семью чрезвычайно важен в смысле предотвращения их от развития серьезных хронических заболеваний.


Д. Беккер и Б. Вайерманн (Becker und Weyermann, 2006) расширили концепцию Кайльсона до шести стадий.



  1. Предконфликтная стадия: весь опыт, накопленный до травматического события, играет роль в том, как человек переживает экстремальное насилие и трагические потери.

  2. Начало преследования: эта стадия в значительной степени совпадает с предтравматической стадией, описанной Кайльсоном.

  3. Непосредственное преследование - крайний террор.

  4. Относительное успокоение - хронификация. Здесь Беккер и Вайерманн разграничивают непосредственные военные действия и злоупотребления и следующее за ними долгое ожидание дальнейшей цепи событий.

    «В периоды войн и притеснений намного больше времени отводится ожиданию новых катастроф, чем переживанию непосредственно происходящей. В этой фазе ожидания, которая называется хронификацией, террор развивает свою полную психологическую силу воздействия на человека, поскольку у того много времени на то, чтобы осознать собственную боль и травмы и ожидать угрозы новых злодеяний, страх перед которыми усиливается с течением времени» (Becker und Weyermann, 2006, с. 191).

    Это очень существенно в контексте пропавших без вести близких: страх перед тем, что может произойти с дорогим тебе человеком или, возможно, происходит в данный момент, постоянно психологически нагружает родственников.

  5. Переходная стадия. Здесь речь идет о фазе перемирия после гражданской войны или о периоде перехода от диктатуры к новой форме правления, в которых появляются зачатки свободы, но репрессии все еще сохраняются. Такой пример мы находим в переходном периоде после Арабской весны 2011 года.

    «Здесь сначала становится возможным представление о будущем, но одновременно с этим становится очевидным, что это будущее сохраняет неизменность прошлого и никогда не будет от него свободно» (там же).

    В этой стадии нестабильности и неопределенности много сходства с той ситуацией, в которой находятся люди, ищущие убежища: они хоть и прибыли в безопасную страну, но неизвестно, разрешат ли им там остаться.

  6. После преследования. Эта стадия, которая в значительной степени совпадает с третьей стадией Кайльсона, является по своей природе наиболее сложной. Как сложится ситуация у пострадавшего, насколько он будет в дальнейшем уязвим, тесно связано с политическими условиями и тем, как жертва будет принята обществом.


Главным на всех трех стадиях последовательной травматизации является утрата отношений с близким человеком (в данном случае - прежде всего вследствие его исчезновения). Дети разлучены со своими родителями, братьями и сестрами, с остальными членами семьи, своим социальным окружением, и почти во всех случаях - это разлука навсегда. Часто нет никакой информации об обстоятельствах смерти родных. Из-за этого скорбь часто оказывается ненормальным образом затянутой - она обнаруживалась и в позднем исследовании Кайльсона 1971 года у ставших давно взрослыми детей - жертв Холокоста.


В качестве иллюстрации приводится пример 11-летней Эстер, которая была свидетельницей того, как забрали и увели ее мать и дедушку, и которая впоследствии была спрятана своей тетей (Keilson, 1979, с. 235).


«По окончании войны она была твердо убеждена, что мать вернется, ждала ее каждый день. Надежда усилилась, когда из концентрационного лагеря вернулись ее дядя и вторая тетя. Эстер была настолько уверена, что ее мать жива, что в нетерпении спросила своего дядю-опекуна, когда же, наконец, вернется, ее мать. Дядя раздраженно ответил: «Откуда мне знать! Убирайся отсюда!». Этот ответ потряс ее, она запомнила его навсегда. Лишь много позже она поняла, что своим вопросом невольно задела дядю за живое. С того времени все свои мысли и фантазии о матери Эстер оставляла при себе... В годы, о которых рассказывает Кайльсон, она часами в апатии сидела в своем кресле, вздрагивая от каждого звука; из дома выходила редко - дети делали для нее необходимые покупки. Бывали периоды, когда она ездила к тете, чтобы поговорить с ней о „прежних временах". Она все еще оставалась ребенком, который ждет возвращения матери. При этом сама она была матерью, воспитывающей собственных детей. За такую двойную жизнь ей приходилось платить - время от времени она чувствовала себя истощенной».


Утрата отношений в детстве при травмирующих условиях препятствует естественной скорби и потому может сказываться на протяжении долгого времени. Как часто в зонах военных действий и террора дети становятся жертвами внезапной смерти или исчезновения родителей, однако редко они получают помощь в принятии этой потери и преодолении горя.


Необходимость делиться правдой с детьми


Оставшиеся в живых родители часто думают, что щадят своих детей, не говоря им правды о «пропавших» родственниках. Однако, очевидно, что отстранение от имеющейся информации является для детей даже большей нагрузкой. По реакциям взрослых дети, разумеется, замечают, что, скорее всего, случилось нечто ужасное. Высказываемые в их адрес слова успокоения не совпадают с эмоциями и действиями родителей или других близких. В таком случае дети остаются наедине со своими фантазиями и рисуют себе самые ужасные картины, какие только могут вообразить. Говорить о своих страхах нельзя, поскольку формально в семье «все в порядке». В то же время порой дети даже чувствуют свою ответственность за исчезновение. Но в ситуации полного отрицания тяжелой правды ребенку не доступны никакие объяснения, которые могли бы освободить его от подобных мыслей.


Даже совсем маленькие дети чувствуют, что взрослые, вероятно, не могут справиться со случившимся и потому пускаются в отрицание. Это может привести к обмену ролями, когда дети становятся защитниками своих родителей, подыгрывая им в их лжи. Разумеется, при этом дети испытывают сильное перенапряжение.


Одна мать, которая на протяжении месяцев скрывала от дочери смерть ее отца (которая произошла в больнице вследствие тяжелой болезни), случайно услышала разговор девочки с подружкой. На вопрос, где ее папа, девочка ответила, что он умер. Мать была потрясена и сбита с толку, поскольку едва ли не каждый день говорила дочери о прикованном к постели отце, которого, к сожалению, нельзя навестить в больнице. При этом обе фантазировали, какой будет их жизнь, когда выздоровевший отец снова будет с ними.

Маленькая девочка защищала мать от чудовищной правды, что на самом деле подвергало ее отношения с матерью, скрывавшей важнейшую информацию, большому напряжению
.


Помощь родителям в обретении способности сказать детям правду является важнейшей целью психотерапевтической работы с ними.






Вернуться в блог